Константинов был любителем, как уже говорилось выше,
старины. Всю жизнь он, простой совслужащий, инженер, мэнээс, жил в убогой
хрущевке, заставленной грубо сколоченными обрезками деревоплиты, которой был
придан вид шкафов, сервантов и столов, ел из дешевой фаянсовой посуды, читал
книжки, изданные на газетной бумаге, да и те приходилось всякими окольными
путями «доставать», например, сдавать макулатуру, а позднее – ходить за ними в
библиотеку, потому что покупать с некоторых пор стало не по карману. Но страсть
к антиквариату, к роскоши или хотя бы намекам на нее терзала сердце Валерия
Сергеевича, и удовлетворял он ее вот каким способом: в свободное время ездил по
городу и выискивал дома, предназначенные на слом. Чуть только такой дом
освобождался жильцами и из него начинали выламывать окна, Константинов был уже
тут как тут! Он надевал перчатки, доставал из сумки небольшую монтировку и
обходил пустые комнаты, в которых мгновенно начинало пахнуть сыростью, землей и
даже мертвечиной. Кругом валялись груды брошенного жильцами мусора, в котором
Константинову удавалось найти немало интересного: от книг до старинных
флакончиков для духов. Однажды он отыскал роскошную вазу – правда, в виде
осколков, но ее удалось склеить. В другой раз ему попалась печная заслонка
невиданной красоты, судя по всему, отлитая веке в XVII, а то и раньше.
Полуразбитые статуэтки, иконы в жутком, непотребном состоянии, да и картины
никому не известных художников, где едва-едва можно было разобрать лица и
предметы, тоже попадались. Ну и множество всяких бытовых мелочей: очки с
выбитыми стеклами, туфли или сандалии (как правило, непарные), дамские сумочки
или то, что от них осталось, какие-то рваные платья, отделанные стеклярусом или
полусгнившим кружевом… И вот однажды Константинов наткнулся на покрытый темными
пятнами, заплесневелый саквояж, который валялся в каком-то подвале. Он был набит
старыми газетами времен, ну, если не Очакова и покоренья Крыма, то явно начала
двадцатого столетия. Точнее сказать было трудно, потому что газеты частью
сгнили, частью превратились в труху, и Константинов осторожно, по одной,
вынимал их из саквояжа и рассматривал с благоговением, ибо это тоже была столь
обожаемая им старина. Ну и вот, представьте себе, среди этих газет он наткнулся
на пыльный, грязный тряпичный сверток, в котором перекатывались какие-то мелкие
камушки.
Как только Константинов взял его в руки и ощутил пальцами
это перекатывание камушков, он почему-то сразу понял, что именно там находится.
Не стал больше ничего трогать в этом доме, не притронулся к куче столь бережно
отобранного старья, сверточек спрятал в карман, перчатки снял и бросил куда
попало, монтировку отшвырнул, из развалин вышел и немедленно же уехал на
ближайшей электричке на дачу, в Рекшино. Только там, в халупе на традиционных
четырех сотках, он хранил все свои сокровища, потому что жена наотрез
отказалась видеть это барахло в своей до блеска вымытой «хрущобе». Немалым был
риск, что деревенская шпана вскроет дачу и поживится сокровищами Константинова,
однако сокровищами они были лишь в глазах этого человека, и впрямь помешанного
на антиквариате, а воришки – люди практичные, они ищут то, что можно продать
или хотя бы выменять на водку.
Итак, Константинов приехал в свой тайный склад, завесил
окна, зажег свечку (электричество в Рекшине теоретически было, да его постоянно
отключали, отключили и на сей раз, но в тот момент это, пожалуй, было кстати) и
развязал узелок. Рассмотрел свою находку.
Камушки были такими невзрачными, похожими на грязные
стекляшки.
Константинов помыл их в теплой воде с хозяйственным мылом.
Пересчитал. Их оказалось двести восемьдесят пять – крупных бриллиантов размером
в основном с рисовое зернышко, пара штук с горошину (в каратах Константинов
тогда еще не разбирался). Одни чуть больше, другие чуть меньше, но все –
удивительной прозрачности, чистейшей воды, великолепной огранки. Двести
восемьдесят пять сверкающих бриллиантов!
Лингвист, конечно, сказал бы, что так говорить нельзя –
«сверкающих бриллиантов». Что это – плеоназм, поскольку в самом слове
«бриллиант» уже заключено его определение – «сверкающий». Но Константинов не
был лингвистом. Да и какое человеку дело до плеоназмов, когда он внезапно
становится миллионером? Миллионеру все простительно!
Кому принадлежали бриллианты, кто спрятал их в этом
саквояже, среди газет? Почему не достал оттуда?
Об этом можно было только гадать. Константинов вспомнил
читанные им многочисленные истории о том, как после революции богатые люди
пытались утаить свои сокровища от безумной толпы грабителей, в которую в
одночасье превратилась масса народа. Куда только не прятали бриллианты,
украшения, золотые монеты! Шили какие-то пояса, выдалбливали трости, делали
специальные шиньоны-тайники для женщин, засовывали камни под подошвы башмаков…
Ну а владелец или владелица этих бриллиантов, видимо, в спешке сунули в саквояж,
под газеты – и… Темные, ржавые пятна на саквояже вполне могли быть пятнами
крови…
Но об этом Константинов предпочитал не думать. Какой смысл?
Все на свете предопределено. И если он нашел бриллианты, значит, это было
записано в Книге Судеб – так же, как записана в ней была и участь их
предыдущего владельца.
Итак, Константинов стал обладателем целого состояния,
богатства поистине несметного…
Ну, такие находки вряд ли могут пройти для человеческой
психики бесследно. Не обошлись они просто так и Константинову. Разумеется, он
теперь страшно боялся, что люди каким-то образом о его сокровищах проведают и
ограбят его, а то и убьют. Не должны были знать о камнях даже самые близкие –
жена и сын! Тем паче что Константинов своей семейной жизнью доволен никогда не был.
Жену он не любил и втихомолку изменял ей, когда выпадал удобный случай (в
командировке, например, или на какой-нибудь турбазе), к тому же тайно вожделел
ее подругу, но понимал, что шансов у него – ниже нуля. Воспитание сына
Константинова вообще ничуточки не интересовало, он с удовольствием сплавил бы
его каким-нибудь бабушкам или дедушкам, однако таковых в семье не имелось.
Именно поэтому он не намеревался посвящать домашних в судьбоносную находку и
делиться сокровищами.
Отныне Константинов непрестанно думал о том, как сохранить
тайну своего богатства, куда спрятать бриллианты. Ни одно место в мире не
казалось ему достаточно надежным, будь это даже сейф какого-нибудь там
цюрихского депозитария. Идеально было бы носить камни с собой, придумав тайник,
который не вызывал бы подозрений ни у кого…
Константинов такой тайник придумал. Изготовил его сам,
использовав для этого некий уже имеющийся у него в наличии предмет. Теперь этот
предмет всегда лежал в кармане его пиджака, некрасиво его оттопыривая. И когда
Константинову говорили, что он портит внешний вид костюма, тот только пожимал
плечами и отмахивался. Поскольку ему всегда было наплевать на то, как он
выглядит и во что одевается, это никого не удивляло.
