Секунду, это какая станция? Уже «Сюлли-Морлан»?! Как быстро!
Но ведь до «Пирамид», где сходить Фанни, уже рукой подать. Она выйдет, а Роман
поедет дальше, до своего дома, в котором он ютится в комнатке для прислуги, – и
Фанни не увидит его, быть может, никогда в жизни!
– Извините, Роман, я вас перебила, – торопливо заговорила
она. – Вы говорили, что ходите на рю де Валанс, в русскую библиотеку…
– А, ну да, – кивнул он рассеянно, за время долгого молчания
Фанни погрузившийся в какие-то свои мысли. О чем? Или о ком? – Это хорошая
библиотека. Я там нашел книжки Бориса Поплавского. Он русский, из первой волны
иммигрантов. Я понимаю, французам это имя ничего не говорит, а между тем в
двадцатые годы его называли «монпарнасским принцем». Он и прозу писал, но в
основном стихи. Хотите, прочту? Если не ошибаюсь, его у вас не переводили, так
что послушайте, может, вам понравится. Мой французский, правда…
– У тебя отличный французский! – с жаром (просто-таки с
пылом!) воскликнула Фанни. Ладно, она уже столько раз врала в своей жизни, что
еще одна маленькая ложь ей, конечно, простится. А не простится – ну и
наплевать! Ведь это ложь во спасение. Чье спасение? Да свое, свое собственное!
Свое спасение от надвигающейся разлуки с Романом.
– Ну, спасибо, – сверкнул он глазищами, видимо, довольный. –
А то меня мать запилила. Она в России преподавательницей французского была,
сейчас вообще говорит очень хорошо, практически без акцента. Мне до нее далеко!
Я вам Поплавского в ее переводе прочитаю. Она так, для удовольствия, балуется
иногда переводами. Ну вот, слушайте. Называется «Снежный час»:
Читали мы под снегом и дождем
Свои стихи озлобленным прохожим.
Усталый друг, смиряйся, подождем.
Нам спать пора, мы ждать уже не можем.
Как холодно. Душа пощады просит.
Смирись, усни. Пощады слабым нет.
Молчит январь, и каждый день уносит
Последний жар души, последний свет.
Испей вина, прочтем стихи друг другу,
Забудем мир. Мне мир невыносим —
Он только слабость, солнечная вьюга
В сиянье роковом нездешних зим.
Огни горят, исчезли пешеходы.
Века летят во мрак немых неволь.
Все только вьюга золотой свободы,
Лучам зари приснившаяся боль.
Не то чтобы Фанни не любила стихов… просто не понимала их.
Наверное, потому, что мало прочитала их в жизни. Верлена когда-то читала, когда
молоденькой была. К Верлену ее приохотил Поль-Валери, ну а после него как-то не
попадались ей любовники – любители стихов. Между тем Фанни всегда была зеркалом
для своих мужчин. Не читали стихов они – не читала и она. Однако сейчас ей
вдруг остро захотелось взять в руки маленькую книжку в мягкой бумажной обложке,
перелистать страницы, испещренные столбцами коротких строк на непонятном языке…
Она что, собралась читать стихи этого «монпарнасского
принца» на русском языке?! Ну, она знает кое-какие слова по-русски: «я тебя
люблю», «трахни меня», «ну давай, еще давай» – выучилась от Лорана. Но Лоран не
читал ей стихов.
Вот бы взять сейчас, повернуться к Роману и сказать ему
сдавленным от желания голосом:
– Трахни меня!
Сказать именно по-русски!
Что будет?
Скорее всего, он достанет мобильник и вызовет «Скорую
помощь». А если… А если спросит:
– Что, прямо здесь? В метро?
А если он согласится?!
Ну, вагон пустой. Впереди дремлют два каких-то почтенных
старикана. Так что Фанни с Романом здесь практически наедине.
– Еще почитай, – попросила Фанни, словно невзначай беря его
под руку, да так и оставляя свои пальцы в теплом сгибе его локтя.
Он словно бы не удивился, даже виду не подал. А скорее, не
заметил ничего. Все Фанни, как обычно, себе нафантазировала! Он просто едет с
ней рядом, просто едет, а она…
В эту минуту поезд остановился на станции «Пон-Мари», дверь
открылась – и в вагон вошла девушка с банданеоном.
Потом Фанни долго думала: а вот интересно, как сложилась бы
жизнь ее и Романа, если бы эта девица с банданеоном в тот вечер не пересекла им
путь? Может быть, они вышли бы себе из метро – она на «Пирамидах», он – на
«Лепелетье» – да и двинулись бы каждый своей дорогой?
Неужели вся причина дальнейших радостей и бед крылась только
в музыке, в той музыке, которая вдруг зазвучала в вагоне?
Бедняжка Фанни, которой так и не суждено было узнать правды!
Правду знает Роман, но это знание он унесет с собой в могилу.
А впрочем, у него остается еще некоторое время весьма
веселой, насыщенной радостями жизни, поэтому пока не стоит о печальном!
* * *
Оставим в стороне те пути, по коим пойдут добросовестные и
недобросовестные следователи, которые будут пытаться докопаться до истины в
деле о внезапной смерти гражданина Константинова В.С. Все равно пути будут не
теми, и не найти следователям этой самой истины… прежде всего потому, что им
никто не поможет ее найти. Их будут водить за нос и нагло врать им все, кто,
казалось бы, самым непосредственным образом заинтересован в результатах
расследования.
И вообще, это самое расследование велось путем как
официальным, так и неофициальным.
Итак, вот что навеки осталось тайной для следствия.
Валерий Сергеевич Константинов был человеком богатым. Очень
богатым! Нет, он не владел десятком нефтяных скважин (не владел даже и одной!)
и не принадлежал к числу богачей знаменитых. Его богатство оставалось тайной
для всех, кроме самых близких людей. Причем богатством своим Валерий Сергеевич
завладел тем способом, о котором люди мечтают испокон веков: он нашел клад.
Нет, карта капитана Флинта и все другие, ей подобные, на
которых место, где надо копать в полночь, поворотясь лицом к востоку, а то и
наоборот, к западу, обозначено крестиком, ему не понадобилась. Валерий
Сергеевич нашел клад совершенно случайно и довольно давно – девять лет тому
назад, в 1996-м.
