Ну и вопрос! Все мужчины бреются. Даже бездельник Арман,
неряшливей которого Фанни в жизни людей не видела. Но этот мальчишка побрился
все же зря.
– Сел и заснул, – продолжал он доверчиво. – Ночь-то я не
спал, и до этого тоже, поэтому уснул крепко. А когда проснулся – кругом народу
тьма, все с фотоаппаратами. Туристы, я так понимаю. Особенно жапонов много
было. Галдят, входят в этот собор, выходят, и все мимо меня, и буквально каждый
– ну, если не каждый, то через одного – бросал около меня монетку. Я когда
глаза открыл, подумал, что все еще сплю, столько вокруг меня медяшек валялось.
Может, они подумали, что я какая-то местная достопримечательность? Новый
Квазимодо?
И засмеялся, глядя на Фанни, которая, чего греха таить, едва
удержалась, чтобы не употребить одно из тех словечек, которые и мужчинам-то не
рекомендуется вслух произносить, а тем паче – дамам. Вот тебе и Жан-простак!
Да… Но зачем он так зализал волосы? Растрепанные пряди шли ему гораздо больше.
Фанни представила, как он сидел «под стеночкой» Нотр-Дам:
волосы падают на лоб, щеки небриты, под глазами чернота, и запекшиеся губы
приоткрыты во сне… Жаль, что эти глазищи были закрыты, не то небось нашлись бы
дамы, которые бросали бы ему не монеты, а купюры, и даже не самые мелкие!
– Я сначала их посчитать хотел, эти денежки, а потом со
счета сбился, – болтал между тем мальчишка. – Думал пойти в какой-нибудь
маркет, сдать, чтобы кассирша их на бумажки обменяла, тут небось евро десять
или даже двадцать наберется. А потом вспомнил, что я один раз видел такое в
России: пришел в магазин какой-то бомж замусоленный и сдал кучу мелочи, которую
ему добрые люди подавали. Потом пошел и чебурек себе купил на улице, я видел.
Ну, и подумал: что же я, как этот бомж, пойду и куплю себе чебурек?! И не стал
сдавать.
Видел такое в России, он сказал? Он что, из России?! Этого
только не хватало!
– Ты русский? – спросила Фанни хрипло.
– Ну да, а что? – Парень независимо вскинул голову, и стало
ясно, что не так уж сильно зализаны у него волосы: несколько прядей упали-таки
на лоб, и он отмахнул их новым, еще более независимым движением. – Вы имеете
что-то против русских? Судьба несчастных чечене́ спать не дает, что ли?
На чечене́, как несчастных, так и счастливых, Фанни
было стопроцентно наплевать, тем паче что президент Буш, такое впечатление,
решил всех их пригреть под своим широким американским крылом. А что касается
русских, она к ним еще год назад вообще никак не относилась. Однако с тех самых
пор при слове «Россия» ее словно бы иголками колют в нервные сплетения – причем
во все сразу! Потому что Лоран был русский… и этот мальчишка – тоже.
Еще один русский на голову Фанни!
А собственно, почему – на голову? Какое ей вообще до него
дело? И не слишком ли долго она с ним болтает в разгар рабочего дня? Там, на
столике, нетерпеливо шелестит целая пачка бумаг! А Фанни, между прочим, сегодня
закрывать бистро, а потом, поздним вечером, еще ехать в пятый аррондисман
[2] на
рю де Валанс, взять у тетушки Изабо рецепт, чтобы завтра привезти ей новые
лекарства от ее неумолимого артроза. Надо сказать этому мальчишке: «Чао!» – и
пойти заняться своими делами. Нет, вообще ничего не нужно ему говорить, много
чести!
– Тебя как зовут? – спросила Фанни.
– Роман. Роман Константинов.
Хорошее имя. Его легко произносить. А она-то думала, что у
всех русских имена и фамилии такие, что язык сломаешь! Например, Ил-ла-ри… нет,
не выговорить. Лоран, Лоран…
– Роман, – повторила она. – Роман, Роман…
И, пробормотав почему-то: bon journée, удачного дня,
вместо более естественного сейчас bon soirée, удачного вечера, Фанни
поспешно отошла к своему столику, села и принялась нажимать на кнопки
старенького, еще Полю-Валери принадлежавшего, калькулятора с незнакомым себе и
этой заслуженной машинке ожесточением. Калькулятор тихонечко поскрипывал,
словно постанывал, мучился, но терпел. А что ему еще оставалось делать? Если бы
он позволил себе проявить характер и допустил оплошность, его просто-напросто
выкинули бы в мусорку, как повыкидывали уже многих его собратьев 1980 года
выпуска и даже более молодых! Ему еще повезло, что его хозяйка –
сентиментальная дурочка, которая живет больше воспоминаниями, чем реальностью
(ну да, это Поль-Валери когда-то так называл Фанни, а калькулятор слышал и все
мотал на свой седой электронный ус).
