Священник в камилавке удивился, что все семеро пришли разом, и терпеливо смотрел, как каждый берет по свечке и зажигает.
Имена Морено – Саула, Розы, Исаака и Эстер – повторяли шепотом снова и снова, и все молились за Элиаса, надеясь, что, где бы он ни был, он, по крайней мере, жив и род Морено не прервался.
Катерина помолилась еще за здоровье матери и сестры. Когда-нибудь она постарается съездить в Афины повидать их.
Пять минут прошли в молчании. Им необходимо было это время, чтобы вспомнить все, что они пережили. Когда все были готовы, священник начал читать молитву:
– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков…
Впервые за десять лет в стране формально установился мир. Наверное, не меньше миллиона человек погибли за эти годы, во время оккупации и гражданской войны. Сотни деревень были сожжены, тысячи людей остались без крова, но для Катерины и Димитрия началась в этот день новая жизнь.
Глава 30
Антикоммунистические настроения в правительстве не слабели, но, по крайней мере, Катерина, Димитрий и маленький Теодорис могли жить относительно нормальной жизнью. Все популярнее становилась массовая одежда фабричного производства, и Катерина, хотя еще шила иногда свадебные платья, без сожаления рассталась с миром моды и решила попробовать что-то новое. Они с Димитрием открыли новый бизнес и назвали его «Обивочные материалы и мебель нового века». Наняли столяра и стали делать кресла и кушетки, которые Катерина обтягивала новыми моющимися синтетическими тканями.
В следующем году Катерина опять забеременела, и, когда у нее родилась девочка, ее назвали в честь матери Димитрия. Через полгода обоих детей крестили. Им предстояло расти среди людей, которые души в них не чаяли.
Смерть мужа стала для Ольги освобождением. Много лет после рождения Димитрия врач ставил ей диагноз «послеродовая депрессия», и хотя полностью излечиться от агорафобии не удалось, теперь она, по крайней мере, могла изредка заглядывать на улицу Ирини. На детей она изливала даже больше заботы, чем другие бабушки. Теодорис с Ольгой забегали на улицу Ники каждый день по пути из школы, и там их всегда баловали Павлиниными свежеиспеченными тортами и печеньями. Старая служанка была уже слаба и не могла приходить на улицу Ирини, но стряпала для детей угощения до последнего дня, пока не умерла в возрасте девяноста пяти лет. На ее похоронах Теодорис и Ольга в первый раз увидели, как взрослые плачут. Павлина для всех была большой частью жизни.
Дети были близки и с другой бабушкой, Евгенией, и все как-то не представлялся подходящий случай рассказать, что она им не родная. Так как родители их целыми днями работали, старушка вела хозяйство и следила за порядком. Иногда она уезжала на недельку к Софии или Марии (у тех было уже девять детей на двоих), но всегда с радостью возвращалась в дом на улицу Ирини, который после этого казался относительно спокойным.
Иногда по воскресеньям вся семья, включая обеих бабушек, ходила в их любимое кафе «Ассос» у моря. Дети лакомились мороженым, которое им позволялось только раз в неделю, а женщины съедали по маленькой бугаце.
Бизнес Димитрия и Катерины начал процветать. По всему городу росли многоэтажные дома, тысячи семей переезжали в лучшие квартиры. У многих впервые появились ванные с водопроводом и кухни с современным оборудованием. Новый стиль жизни требовал нового интерьера и дизайна, и Димитрий с Катериной едва поспевали за спросом.
В 1962 году, перед самой Пасхой, Катерина получила письмо из Афин. Почерк был незнакомый. Оно оказалось от Артемиды, и в нем сообщалось о смерти их матери. Чуть ли не самым страшным для Катерины было то, что она не могла плакать. О Зении у нее остались смутные, едва уловимые воспоминания, а сестра была и вовсе чужим человеком. Разумеется, она выразила соболезнования и написала, что приедет на поминальную службу, которая должна была состояться через сорок дней после смерти Зении.
К сожалению, она не смогла выполнить свое обещание. Через две недели у Евгении началась инфекция дыхательных путей, и еще через неделю пневмония свела ее в могилу. Вся семья никак не могла примириться с этой неожиданной утратой, а Катерина и вовсе горевала безмерно. Это был куда более страшный удар, чем смерть ее родной матери.
– Но ей же было всего шестьдесят девять, – безутешно плакала маленькая Ольга.
Это была средняя продолжительность жизни для женщин в то время, но дети считали, что Евгения должна была прожить так же долго, как Павлина. Маленький домик без нее опустел, и ткацкий станок с неоконченным ковром сиротливо стоял в углу. Много месяцев Катерина с Димитрием не могли заставить себя от него избавиться, хоть он и занимал половину комнаты.
Если бы они ждали подходящего момента для переезда, то можно было считать, что он наступил. Дети давно мечтали перебраться с улицы Ирини в какой-нибудь более современный дом, попросторнее. И их родителям жилось бы гораздо легче в новом многоквартирном доме, рядом с работой. Но их сентиментальная привязанность к этой старой мощеной улочке была слишком сильна. И для Катерины, и для Димитрия с улицей Ирини было связано столько, что их дети и представить себе не могли.
Теперь они арендовали поблизости магазин, где выставляли готовый товар, но жили по-прежнему в доме номер пять, а соседний дом использовали в качестве мастерской. Им нравилось, что детям можно спокойно играть на улице, как играли они сами несколько десятков лет назад, не опасаясь попасть под машину. Автомобили в городе стали делом обычным, но Димитрий с Катериной выходили из себя уже оттого, что какой-то молодой человек с их улицы взял моду носиться по ней взад-вперед на мотоцикле.
В стране начался экономический бум. Греция стала наконец восстанавливаться, и таким предприятиям, как у Катерины с Димитрием, это пошло на пользу. «Обивочные материалы и мебель нового века» процветали.
Однако политическая ситуация оставалась неустойчивой. Правоориентированное правительство все еще придерживалось мнения, что коммунисты представляют серьезную угрозу, и в начале 1967 года несколько лидеров социалистов было арестовано по обвинению в антиправительственном заговоре. Никаких доказательств их вины не было. Димитрий каждый день читал об этих событиях с нарастающим беспокойством, и его снова начали мучить кошмары о Макронисосе. Иногда Катерина просыпалась ночью и видела, что он сидит на кровати и дрожит от страха.
– Они говорят, что мы на пороге новой гражданской войны, – сказала как-то Катерина, которая на работе весь день слушала радио.
– Ложь, – презрительно отозвался Димитрий. – Пустые выдумки.
Вечером в дом ворвался Теодорис. В этом году он должен был сдавать выпускной экзамен в школе и задержался на дополнительном уроке.
– Папа! Мама! – Голос у него был встревоженный. – Вы видели, сколько там солдат? Целые сотни, на улице Эгнатия. Что случилось?
Под предлогом спасения страны от коммунистов армия устроила государственный переворот. Теперь страной правили полковники.
