Пушкин подошёл к Рафаэлю и, ухватив его за локоток, проводил на почётное место во главе стола.
– Ваше место, милейший мой друг, здесь! Садитесь так, чтобы мы вас видели. Сейчас интервьюировать
[291]
начнём.
– Чё начнём?! – испугался Кешка. – Я не буду интурировать, это, наверняка, больно? А мне этот парень нравится!
– И нам нравиться! – весело зашумели гости. – Мы его немножечко пораспрашиваем и угомонимся.
Рафаэль слегка пригубил поставленный перед ним чай и, поправив рукой спадавшие на лоб волосы, решительно сказал:
– Я готов! Слушаю ваши вопросы. Думается мне, сначала их должны задавать дамы. Нет не так, младшая из дам. Прошу вас принцесса…
Раскрасневшаяся от счастья Васюшка, тут же выпалила приготовленный ею вопрос:
– Почему Мадонны, почему всю жизнь мадонны?
– Это лёгкий вопрос, принцесса, – улыбнулся Рафаэль. – Я восхищался миром, в котором жил! Однажды, путешествуя, я увидел в поле крестьянку, она кормила грудью младенца. Из всего прекрасного это было самым восхитительным. Поэтому всю жизнь я писал только матерей, пестующих своих детей. Разве с этим может, что-либо сравниться?! Моя матушка Маржия умерла очень рано, мне было чуть больше восьми лет. Она ушла на небо к Матери Бога. Рисуя мадонн, я помог им спуститься на землю, к людям. Я ответил на твой вопрос, принцесса?
Васюшка кивнула. Рафаэль повернулся к сгорающему от нетерпения Альке.
– Я был такой же непоседа, как вы, юноша. Мой отец Джованни рано заметил во мне тягу к рисованию и отдал меня в ученики замечательному мастеру маэстро
[292]
Перуджино.
[293]
Я благодарен ему за это. Слушаю ваш вопрос.
– Вы любите море?
– Я родился в небольшом городке Урбино, он похож на маленькую розовую жемчужину в морской раковине. Так он хорош! Адриатическое море вынесло её на склон горы и прикрепило на горные отроги,
[294]
резкими уступами,
[295]
спускающимися в долину. Я видел море, и боялся его. Море страшно, когда гневается, а я был сиротой. Меня некому было защитить!
– Море не всегда безжалостно, чаще всего оно бывает прекрасным и тихим, а однажды море спасло вашу «Сикстинскую Мадонну», – едва слышно сказала мама.
– Как! – подпрыгнул на стуле Александр Сергеевич, – Кто посмел подвергать её опасности? Это неслыханно и противно…
– «Сикстинскую Мадонну» погрузили на корабль для перевозки в Палермо,
[296]
– продолжала мама. – Внезапная буря разбила корабль о скалы, погибли все. Только ящик с картиной, море целым и невредимым, выбросило на берег!..
– Я, надеюсь, она на сей момент находится в безопасности? – встревожено спросил Рафаэль.
– Сейчас да! – вступила в разговор бабушка Василисы. – Но в 1938 году на мир обрушилась чума
[297]
войны – фашизм.
[298]
Они хотели завоевать всю землю без остатка. Их остановили русские витязи.
[299]
В последний день войны фашисты свалили великие произведения искусства, в том числе «Сикстинскую Мадонну» в заброшенную штольню.
[300]
Штольню заминировали, хотели взорвать. Русские солдаты, к чести всего человечества, спасли её. Потом она долгое время хранилась в музее изобразительных искусств вашего Александр Сергеевич имени.
– Моего?! – удивился Пушкин и растрогался, выронив слезу. – Значит, помнят! Значит, любят! Благодарен искренне.
– А меня помнят только как автора «Сикстинской Мадонны»? – осторожно спросил Рафаэль.
– Знаете, что написано на вашем надгробие
[301]
в римском Пантеоне?
[302]
– воскликнул Рибаджо. – «Здесь покоится тот Рафаэль, при жизни которого великая природа боялась быть побеждённой, а после его смерти она боялась умереть».
– Вот, голубчик! – воскликнул Пушкин и поднял вверх указательный палец. – Вот! И больше ничего не надо говорить и так всё понятно. Интересно, что же написано на моём надгробье?
[303]
Все затихли, не зная, что ответить и только Алька не растерялся.
– Я памятник себе воздвиг нерукотворный, – начал читать мальчик,
– К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит…
[304]
Пушкин изо всей силы хлопнул себя ладонями по коленям, затем вскочил и побежал по комнате размашистым шагом.
– Ай, да Пушкин! Ай, да молодец! Какое замечательное поколение на моих стихах выросло!
Неожиданно резко остановился перед бабушками и мамой, низко поклонился в пояс.
– Премного благодарен, сударыни! Премного благодарен! Хорошо воспитали отроков!
– Нам пора, Сашенька, – бабушка Лючия поднялась с кресла. За ней встали все остальные. – Нам пора, дружок, солнце садится, кабы не опоздали в реку времени войти. За всё благодарствуем! Прощайте!
– Не поминайте лихом! – перемещаясь в веках, услышали путешественники, голоса художника и поэта.
Послесловие
Что же можно сказать в заключение? Вы же сами всё прочли! Много мальчиков на свете за эти пятьсот лет родители называли именами Донателло, Леонардо, Микеланджело, Рафаэль. Разные мужи вырастали из этих мальчишек, но всегда первое, что возникало в памяти людей при звуке великих имён, было чувство восхищения и поклонения. Плохо когда человек, взрослея, оказывался недостойным носить это имя.
