Людские пороки Геральда не удивляют, он прошел войну, видел, что раскрывает страх в человеке: бывает, отвагу, чаще – низость. «Есть только то, во что мы верим. Остальное нас не касается. Люди чаще проигрывают себе, а не миру, как они думают».
Геральд долгое время стыдился прошлого. «Я после войны запил. Жена устала, ушла. Без подавления и кодирований смог преодолеть алкоголизм. В один день понял, что ни к чему хорошему он не привел. Дал себе слово не пить, выкинул бутылки, сходил на могилу к отцу и решил продолжать его дело. Не боюсь вспоминать об ошибках. Смотрю в глаза тому, от чего когда-то отводил взгляд».
Мешочек заполнен листьями. Возвращаемся к роднику, к Яхмур и Борису.
* * *
Лерис окружен невысокими горами, защищающими город от ветров. Сюда не проникает безжалостный хазри, оживляющий в памяти то, с чем вроде бы разобрался. Поэтому в Лерисе построили большую психиатрическую лечебницу.
По воскресеньям Геральд и Борис со своим маленьким театром пластики рук навещают пациентов. Играют небольшие спектакли, из реквизита – лишь белые перчатки, черная ширма и листы бумаги. «Руки могут подарить тепло, рассмешить, оттолкнуть, убить и вернуть к жизни. Душа человека обитает в его руках. Доброта делает из них крылья».
По утрам Геральд везет Бориса на Светящуюся гору, с нее видно зеленое одеяло деревьев, которым покрыт Лерис. Если приглядеться, можно увидеть кусочек Синего моря. До него часов пять на автобусе.
Борису пятнадцать лет, у него церебральный паралич, передвигается в инвалидной коляске. Борис живет морем. Они ездят к нему пару раз в год, но этого не хватает. «Пока у меня есть силы, буду возить парня на Светящуюся гору, чтобы он видел море. Соседи-мужики, спасибо им, помогли проложить дорогу к вершине».
Болезнь тела не притронулась к душе и мыслям мальчика. Он помогает дяде протирать виноградные листья перед заморозкой, готовить еду, пишет истории для театральных постановок.
«Наступит день, и мой парень вылезет из этой железяки, поднимется на все горы Лериса, дойдет до всех морей, увидит все страны. Когда смотришь на солнечный свет, все тени остаются за плечами».
Геральд воспитывает Бориса с его пяти лет. Старшая сестра с мужем погибли в аварии, их сына отправили в детский дом. «Целых два года я доказывал государству, что, несмотря на возраст, могу вырастить и обеспечить ребенка, даже если своих у меня нет».
Из первых виноградных листьев этой весны все вместе готовим долму. Геральд занялся фаршем: в смесь говядины, баранины и репчатого лука добавляет промытый круглый рис, мелко нарезанную зелень, соль, перец, перемешивает руками. Яхмур с Борисом, вымочив свежие листья в подсоленном кипятке и выжав их, раскрывают по одному, обвешивают ими края миски.
Геральд показывает, как заворачивать долму, не так уж это и сложно. Приступаю.
Кладу фарш в виноградные листья, сворачиваю каждый конвертиком и плотно укладываю в кастрюлю, на дне которой – мясные кости, чтобы не подгорало. Когда вся долма уложена, поверх ставим перевернутую тарелку, заливаем водой. Варим час на медленном огне под крышкой. Осталось смешать соус из йогурта с сушеной мятой и давленым чесноком – обед готов!
* * *
– Как ты смог отпустить прошлое, Геральд?
– Для начала забыл все прежние представления о себе. Сам их создал, сам же и стер.
– Не слишком ли категорично?
– Иначе никак, Фейга. Да и зачем носить в себе то, что, по сути, листья на ветру? Наши мысли крутятся, вертятся в голове, появляются и исчезают. За какие-то, часто ложные, мы цепляемся, и они остаются с нами надолго, иногда на всю жизнь.
– Поэтому мысли нужно тщательно выбирать?
– Мысли – как море, ими наслаждаешься, но в них можно и утонуть.
– Геральд, а что делать с желаниями, которыми, бывает, занята голова?
– Иногда я говорю Борису: «Сынок, если что не так сложится, мы смоемся с тобой из Лериса в жаркую страну и будем разводить светлячков!»
– Если что, присоединюсь к вам. Возьмете?
– Конечно! Ты когда-нибудь видела, как светлячки исполняют ночной танец в лесу? Впечатляющее зрелище! Желания часто иллюзорны. Когда они сбываются, понимаешь, что не надо было все это время себя изводить. Что мог бы прожить и так.
– Что же, ничего не желать? Так неинтересно!
– Конечно, желать. Только внимательнее и спокойнее. Не зацикливаться. Делать то, что можешь сделать сегодня, и продолжать идти туда, куда считаешь нужным.
– А еще уметь говорить спасибо, да, Геральд? За случившееся и не случившееся, за радостное и не очень. Пока в нас живут недовольство и сравнение с жизнью тех, кому якобы повезло больше, хорошего не дождешься.
– Обязательно… Слушай, хорош философствовать. Давай лучше мы с Борисом покажем вам Светящуюся гору.
* * *
Нередко вокруг Светящейся горы кружат чайки. Ненадолго прилетают с берегов Синего моря. Их видят всего пару часов, потом они исчезают. Местные жители говорят, что чайки появляются у Светящейся горы в глубокой старости – попрощаться с землей, чтобы навсегда уйти в море.
Чайки до последнего вздоха верны морям, океанам, и неважно, куда волны вынесут их тела.
В Лерисе есть легенда, что в чайках живут души умерших моряков, рыбаков. Поэтому птиц не обижают и подкармливают сухим хлебом, который пастухи оставляют на вершине Светящейся горы.
«Для меня они символ свободы, которой нам, людям, хорошо бы у них поучиться. Той свободы, когда даешь миру возможность соглашаться и не соглашаться с тобой, смотреть на вещи не так, как ты. Освободившись от требований к тому, что тебя окружает, освобождаешься сам».
Поднимаемся на Светящуюся гору. Геральд управляет коляской, я несу корзину с припасами: бутерброды с сыром кашар и бутылка абрикосового компота. Яхмур, уложив Буби на коленях Бориса, бежит впереди с пакетом нарезанного черного хлеба. Временами останавливается, смотрит на нас, машет рукой, мол, поторопитесь. Спешит накормить чаек.
«Пожалуйста, дядя Геральд, Фейга, быстрее. Мы пообедали, а чайки могут остаться голодными. Скоро вечер, стемнеет, и птицы не увидят еду». Ускоряем шаг. Борис крепко обнимает Буби, чтобы тот не выпал. Геральд опережает меня и на ходу оборачивается: «Фейга, не надо ставить задачу быть лучше других. Соревнуйся только с собой».
Добрались до вершины, когда небо окрасилось оранжевым. Замерев, смотрели на кусочек Синего моря, сверкающий между горами. Вокруг тишина. Яхмур, разложив хлеб на земле, ждала появления чаек. Никого не было.
«Они обиделись и улетели голодными. Фейга, мы не успели». Яхмур обняла меня, пряча слезы. Начало темнеть, нужно было возвращаться, пока хоть что-то видно. Мы двинулись в сторону тропинки, когда послышался чаячий крик. Обернулись. Птицы летели в нашу сторону сквозь рыжие облака.
