«А я думал, что, отказавшись от земного, постигну какой-то великий смысл жизни. На самом деле все просто – прожить достойно. С любовью. С пользой… Любить телесную часть мира так же, как невидимую».
* * *
Возвращаюсь домой к десяти вечера. Пешком или на автобусе, зависит от того, насколько далеко ушел. Вчера Лиман спросил меня: «Ты уходишь, чтобы вернуться? Ищи новые отражения. Не зацикливайся на привычном, сосед». Я ответил: «Мне нужно еще немного тут побыть, Лиман». Он похлопал меня по плечу: «Молодчина. Слушай сердце, а потом ближнего».
По ночам меня будят чайки, они засыпают на крыше дома, спросонья поклевывая черепицу. В первое время чудилось, что кто-то стучится в дверь: вскакивал, отпирал ее, а там никого, кроме волн Синего моря. Со временем узнал чаек. Дружелюбные, чуткие и беспокойные птицы.
По утрам, какая бы погода ни была ночью, в карманах брюк хрустит песок Пустых Надежд. Каким образом он проникает в мою одежду даже сквозь шкаф, неизвестно.
В жизни должно быть то, что человеку не раскроется, – так он учится верить в чудеса.
Когда я был маленьким, в моих карманах всегда можно было найти яблочные косточки. Съедая яблоко, я аккуратно вынимал их из сердцевины, складывал в укромное место.
А все началось с фразы, как-то услышанной из уст взрослых. «Жизнь в семенах яблок, а не в кожуре». Смысл слов был другой, но я воспринял их по-своему: «Чем больше у меня будет семян, тем больше жизней я смогу продлить. Маме, папе, дедушке, бабушке…» Я собирал семена жизни до дня дедушкиной смерти.
Когда Асада, страдающего циррозом печени, уложили в больницу, я примчался туда с банкой семян. «Бабуль, я успел, успел! Вот семена, деда спасен!»
Сона взяла банку, обняла меня, тихо заплакала. Дедушки наутро не стало. Семена закопали в саду нашего дома. Со временем там проросла яблоня.
Скучая по дедушке, я подолгу сидел под ней.
* * *
– Лиман, почему люди боятся любить? Хотят и одновременно убегают от своего желания. Говорят, что уберегают себя от боли.
– Не важно, кого и что любишь, это чувство делает тебя лучше. А если вдруг хуже и циничнее, значит, не любовь была, а эгоистичное желание, чтобы кто-то пришел и заполнил твою пустоту. Выполнил за тебя работу.
– Никуда от положенного не денешься.
– Да, сосед. Узнать себя и стать лучше. Вот после этого встретишь того, кто дополнит тебя своей любовью.
– А бывает, двое встречаются и расстаются…
– Значит, кто-то из них не завершил работу. Не до конца узнал, простил или отпустил. Высшая сила, месяц ли спустя или десять лет, возвращает на то место, где что-то было недоделано.
– Открыть любовь в себе, чтобы любовь открылась нам?
– Да, сосед. И никто этого не избежит.
28
– Лиман, я сегодня утром вышел на пробежку вокруг маяка и вдруг ощутил, что настоящего в моей жизни стало больше, чем прошлого.
– Научился владеть временем.
– Не думаю, что настолько серьезно.
– Почему же, сосед? Ты наконец-то обладаешь своим временем. Никуда не спешишь. Ни от себя, ни за чем-то.
– Нелегко сойти с этого круга. Носишься по одной траектории и уже настолько привыкаешь, что и голова не кружится, и ничего другого не хочется.
– Знаю такое. Кажется, что тогда было самое сильное и красивое. И, сам того не замечая, не даешь настоящему стать таким же.
– Именно.
– Прошлым болеет половина человечества. Я сам долго лечился. Универсального метода нет, у каждого свой.
– Как ты лечился, Лиман?
– Для начала остановился. Потихоньку менял отношение к тому, что было. Для этого достаточно переместиться в себя. Каждый подбирает подходящие ему реактивы и расщепляет привязанности. Главное, никакой паники…
– …и не винить себя.
– А это вообще дело бессмысленное! Вместо этого надо бы перестать мучить счастье, которое догоняет нас, пока мы куда-то или за чем-то несемся, и позволить ему стать с нами единым целым в настоящем…
– …а не в прошлом. Привыкли называть счастьем то, что осталось позади, а надо бы то, что происходит сейчас.
* * *
Ничего не знаю о нем. Откуда он родом, где живет, есть ли у него семья. Лиман меня тоже ни о чем не расспрашивает.
Достаточно того, что есть: наших бесед, молчаний, прогулок. Мы все учителя друг для друга, и каждый несет знание, которое кому-то предназначается.
Третий день дует холодный ветер, льет дождь. В утренние часы непогода утихает. Выходим с Лиманом к берегу Синего моря. Часа два пройдемся, потом снова начинается дождь.
Из-за непогоды не покидаю Пустых Надежд. Приходится ждать, пока тучи рассеются, дороги расчистятся, а море вернется к берегу.
В детстве меня пугали отливы. В дни зимних ветров море уходило в себя, отдаляясь от привычной линии берега. Боялся, что оно уйдет навсегда, куда-то далеко, и не будет больше в моей жизни моря.
Отливы в человеческой жизни Лиман называет «делом привычным» – с годами они учащаются, хотя, казалось бы, все про себя понято.
«Опрометчиво ждать от мира только радости, тепла, красок. Надо быть готовым к тому, что они могут исчезать, и не впадать в отчаяние. Мир разный: холодный, теплый, жестокий, добрый. Так было и будет. Наше восприятие изменчиво, как и сам мир. Если сегодня отлив и холодно, то завтра будет прилив и солнце».
Мы вместе пьем кофе. Лиман заваривает его с чайной ложкой коричневого сахара и зернами кардамона, снижающими действие кофеина. Бледно-коричневая пенка, гуща на полстакана.
Он сравнивает жизнь с кофе – сладким и одновременно горьким. «В жизни, как в чашечке кофе, есть и сладость сахара, и горечь гущи. Как ни фильтруй, ни процеживай, без них кофе не кофе».
Снимая с плиты шипящую турку, Лиман говорит, что жизнь протекает в ежедневном стремлении. «К счастью?» – спрашиваю. Он, разливая вторую порцию кофе, произносит: «Стремиться создать, спасти от зла и сохранить что-то хорошее в себе, вокруг себя, – может, это и есть настоящее счастье?»
* * *
– Долго тут будешь, Лиман? Я скоро уезжаю, но когда-нибудь вернусь.
– Не могу сказать, сосед. Либо год, либо месяц. Или на днях уеду.
– Далеко?
– Дальше.
– Докуда?
– Сосед, можно ответить, что дороги жизни бесконечны. Но каждый из нас в силах определить то место, где он слышит себя лучше. Там построить дом, туда возвращаться из путешествий. Любить это место, делать его лучше…
– …и не привязываться. Что так нелегко.
