А раз так, то, отвлекшись от процесса подготовки, сообразил вдруг, что княжич молодой тятьку втихаря теребит; пить, мол. А, сообразив, чертыхнулся: не подумал ведь! Впрочем, сообразил живо, что делать, и молнией в дом бросился. Там уже, короб от наборного комплекта достав, на шею себе повесил да расставил на деревяшке кувшин с водой, яблок пару да кружек глиняных. Тут кстати весьма и ремень приделанный пришелся. Отрегулировав его по длине, да крышку распахнутой придерживая, вынес пенсионер нехитрый свой скарб прямиком к князьям.
– Благодарю, Никола, – разглядывая короб, хмыкнул Владимир Андреевич. – Ловок! Или тоже невидаль из грядущего?
– Ну, – замялся в ответ тот. – Будет с такими чуть позже ходить народ; коробейники
[102]
имя ему. К твоему времени – диковина, к моему-то – повыведутся уже.
– Да ты сядь, Никола, – доброжелательно усмехнулся Дмитрий Владимирович. – Во какой труд проделал! Отдохни! – указывая на свободное место. Булыцкий уселся, с любопытством следя за процессом. Все-таки, что ни говори, но в действии творение свое он еще не видал.
Скрипнули подъемные механизмы, и жесткая деревянная рама, управляющая мехами, пошла вверх; конструкция пришла в движение, поднимаясь и как следует зачерпывая, воздуха.
– Пускай! – Четверо молодцев разом отпустили спицы подъемного механизма, и рама с гнетом ринулась вниз, через глиняную трубу выдыхая в домну порцию кислорода. Ох, как загудело пламя в домне! Ох, как жаром дохнуло! Аж князья, такого не ожидавшие, лица руками прикрыли. А парни, секунду передохнув, снова схватились за направляющие, вновь заставляя работать мехи. И вновь выдохнула мощная конструкция. И вновь жаром дохнуло. И снова! И снова! Раз, другой, третий, восьмой, десятый! Скрипя всеми своими механизмами, ходила туда-сюда рама, наполняя и опустошая огромные мехи, а в это время пришелец с мастеровыми, вокруг лавки собравшись, объясняли принцип работы и чего ожидать от творения этого. Уже потом, наглядевшись, почетные гости покинули свои места, оставив наблюдать за процессом княжича да приставленного к нему Феофана.
Примерно через полчаса молодчики у мехов сменились, уступая место следующей четверке. Свежие, те с новой силой принялись раскачивать механизмы, взымая и опуская мехи, наполнявшие жаром утробу домны.
– Может, сделали чего не так? – первым не выдержал Булыцкий. – Может, сильнее надо?! – кивком указал он на мерно работающий механизм мехов.
– Ты, Никола, туда, где не разумеешь, не лезь. Оно бы, если просто крицу варить, так и впрямь уже неладно было, а тут лить хочешь! Ты не кручинься; нутром чую, как надо будет все, – прогудел в бороду один из кузнецов. – Эге-гей! – прикрикнул он на замешкавшихся топчих. – Угля поддай! Угля!
Уже и вечереть начало, а мехи все натужно стонали, наполняя огромное горнило жаром. Уже и княжич с Феофаном прочь ушли, и зеваки, даже самые терпеливые, махнув руками, рассосались кто куда, а мехи все работали и работали. И лишь угрюмый кузнец, ни на минуту не отходя от печи, пристально вглядывался в самое ее нутро.
– Эге-гей, Никола! Пошла, родимая! Пошла! Гляди!
– Что?! – Забыв про все на свете, пенсионер кинулся к бородачу.
– Гляди, Никола! Говорил же тебе: нутром чую! – возбужденно, словно ребенок, тыкал тот пальцем в желоб для слива массы. И правда, по нему уже тонкой раскаленной нитью потек в заранее подставленные формы расплавленный металл. Разом ожившие мастеровые, задорно переругиваясь, принялись подтаскивать новые заготовки. Даже молодцы, мехи раскачивавшие, почувствовав, что пошло дело, с утроенной энергией принялись раскачивать меха, еще большим жаром наполняя домну. Ух, как быстро новость разнеслась окрест! Живо народ стекся отовсюду на диво поглядеть: как железо кричное воде подобно течет, формы заполняя. Тут же и князья, и митрополит, и Василий Дмитриевич.
– Мудрено, – одобрительно кивнул Дмитрий Иванович. – А поленки почто тебе такие? – кивая на формы, поинтересовался князь.
– Погоди, – поспешил заверить его преподаватель. – Остынут так, чтобы в руки взять можно было, покажу.
А кузнецы не унимались: наделав чушек, они убрали в стороны сколоченный настил, открывая потоку путь в специальный воронкообразный желоб, уходящий куда-то под землю.
– Что за диво? Почто добро переводишь?! – набычился князь, да только забывший про все трудовик лишь отмахнулся: не мешай, мол!
Железо уходило, заполняя форму. Совсем немного времени прошло, и вот раскаленный металл полился через верх. Тут же мастеровые ловко вернули назад мостки, под конец подставляя форму для заслонки.
– Ох, и замудрил ты, Никола, – когда, наконец, все закончилось, выдохнул Владимир Андреевич.
– Ты погоди, – усмехнулся в ответ трудовик. – То еще не конец. Завтра продолжим. Сегодня роздых нужен и конструкции, и людям. Сегодня осмотрим, да подлатаем все, что надо, а завтра с утра – с Богом! Чугун отольем!
– Это металл твой свиной? На что он тебе сдался-то?! – презрительно сплюнул Владимир Андреевич. – Не укуешь же!
– Так и не надо ковать! Лить теперь будем! Лить! И не тюфяки эти, но пушки! Пушки, князь! Врагам всем на устрашение да на погибель!!!
– Лить? – Его собеседник задумчиво посмотрел сначала на домну, а потом и на Булыцкого. – А ну, покажи! – кивнул он на формы.
– Пусть остынут. Горячи же еще!
– Сейчас покажи!
– Как скажешь, – Николай Сергеевич дал команду кузнецам, и те принялись извлекать из глины простецкие деталюшки: непролитые заслонки.
– Страшны, – поморщился князь.
– Сказал же: погоди до завтра. Чугун лить будем, и тюфяк покажу!
– Добро, – задумавшись, согласился тот. – Но, гляди у меня, если не дашь ничего! – Кулаком он пригрозил пожилому человеку.
– Да знаю я, знаю! Почивать иди, мне дел невпроворот, чтобы завтра путем все.
Ничего князь не ответил, только зыркнул на собеседника, да так, что не по себе пожилому человеку стало. Развернувшись, пошагал он прочь, оставив трудовика с хлопотами своими.
Остаток вечера и ночь почти всю навылет провел Николай Сергеевич с мастеровыми, вокруг домны суетясь. Теперь уже целый ряд недочетов нашел, но думать над оптимизацией сейчас времени не было, а потому, заменив рад балок и проверив механизм в действии, приказал гасить костры и факела, да по домам; хоть сколько-нибудь, но поспать. Вот только не спалось ему. Проворочавшись на лавке своей, пенсионер поднялся и к творению своему двинулся; еще раз проверить, а все ли готово. За этим занятием и застали его помощники. Им, получается, тоже не спалось. А раз так, то, засучив рукава, принялись они снова проверять каждый узел непривычного механизма. За этим занятием и встретили они рассвет. Народу в этот раз меньше было. Оно и понятно, вчера наглядевшись, поняли, что ничего особо интересного. А тут еще и мороз! А вот князь со свитой вчерашней своей пришел. Только сейчас – как на подбор все: в валенки добротные обутые! Усаживаться, правда, в этот раз не стал; начало, мол, видеть хочу, а дальше, как литься пойдет, так и приду.
