Брат. В этом слове было что-то жутковатое, особенно когда речь шла о будущем муже. Я вздрогнула.
– Милая, – продолжила она, поймав мой взгляд и улыбнувшись, – это твоя жизнь и твое сердце. Ты говоришь, что он твой единственный, вероятно, так и есть. Я просто хотела сказать, что, возможно, у тебя было маловато времени, чтобы его найти.
– Его?
– Твою истинную любовь, – просто сказала француженка. Эти три слова она произнесла естественно и неоспоримо, подразумевая, что это глубокое, сильное чувство доступно любому, кто ищет, – словно свисающая с ветки зрелая слива: подходи да бери.
Я почувствовала легкую дрожь, но списала ее на поднявшийся ветерок и покачала головой:
– Не верю я в эти сказки и во всяких рыцарей в сияющих доспехах. Я считаю, любовь – это выбор. Ты встречаешь кого-то. Он тебе нравится. И ты начинаешь его любить. Все просто.
Китти закатила глаза.
– Ужас, до чего неромантично, – простонала она.
– Максин, а ты что думаешь по этому поводу? – спросила я. – Ты когда-нибудь влюблялась?
Экономка протирала поднос, чтобы не оставалось мокрых следов от бокалов.
– Да, – ответила она, не поднимая глаз.
Меня охватило любопытство, и я не подумала, что воспоминания о былой любви могут быть для нее болезненны.
– Он был американец или француз? Почему вы не поженились?
Максин ответила не сразу, и я сразу пожалела о своем «допросе».
– Я не вышла за него, потому что он был уже женат.
На террасе послышались папины шаги, и все подняли глаза. Покуривая сигару, он направился по траве в нашу сторону.
– Привет, детка, – поздоровался он, улыбаясь мне сквозь густые усы, – я не думал, что ты вернешься домой до вторника.
Я улыбнулась в ответ.
– Китти уговорила меня приехать пораньше.
Я закончила обучение в Государственном университете Портленда еще весной, но мы с Китти остались на два дополнительных курса, чтобы получить лицензии медсестер. Наших родителей очень беспокоили эти дипломы – не дай бог, мы вздумаем их использовать.
Герард же находил свою помолвку с дипломированной медсестрой, в общем-то, забавной. Наши матери не работали, как и все женщины в нашем окружении. Он шутил, что моих доходов не хватит даже на то, чтобы оплатить услуги водителя, который будет возить меня в больницу. Но обещал поддержать меня, раз я так мечтаю надеть белый чепец и ухаживать за больными.
На самом деле, я и сама не знала, чего хочу. Я выбрала сестринское дело, потому что это было полной противоположностью всему, что я так ненавидела в окружающей меня жизни: наши матери только и делали, что посещали званые обеды, обсуждали женскую моду, болтали со школьными подругами, после окончания школы беспечно шикующими в Париже или Венеции в поисках богатого мужа, который мог бы обеспечить им привычный уровень жизни.
Но я была совсем не такой. Я задыхалась в этих границах. Меня привлекало сестринское дело, несмотря на все тяготы и прозаичность. Оно позволяло мне осуществить давнее желание – бескорыстно помогать людям.
Максин прокашлялась.
– Уже ухожу, – сообщила она папе, молниеносно схватив поднос. – Принести вам что-нибудь, мистер Келлоуэй?
– Нет, Максин, – ответил он, – ничего не нужно, спасибо.
Мне нравилось, как он разговаривает с Максин – мягко и доброжелательно, а не поспешно и сердито, как мама.
Она кивнула, пересекла изумрудный газон и скрылась в доме.
Китти встревоженно посмотрела на папу.
– Мистер Келлоуэй?
– Да, Китти?
– Я слышала, опять набирают солдат, – она вздохнула, – на войну. Прочитала об этом в газете, пока ехала в поезде. Не знаете, призвали кого-нибудь из Сиэтла?
– Рано об этом говорить, Китти Кэт, – ответил папа, назвав подругу детским прозвищем, которое дал ей еще со школьных времен. – Но, судя по тому, что творится в Европе, думаю, скоро многие отправятся на фронт. Я сегодня встретил в городе Стивена Редклиффа, оказывается, близнецы Ларсон отправляются на фронт в четверг.
У меня внутри все сжалось.
– Терри и Ларри?
Папа торжественно кивнул.
Близнецы, на год младше нас с Китти, отправлялись на войну. На войну. Это казалось невероятным. Еще вчера они учились в начальной школе и дергали меня за косички. Терри был тихим мальчиком с веснушкам на щеках. Ларри – немного повыше и не такой веснушчатый, прирожденный комик. Эти рыжие мальчишки всегда были вместе. Интересно, позволят ли им выйти на поле боя плечом к плечу? Я закрыла глаза, пытаясь отогнать подальше эту мысль, но было слишком поздно. Поле боя.
Папа словно прочитал мои мысли:
– Ты не переживай из-за Герарда, не волнуйся.
Герард не уступал в силе и мужественности всем моим знакомым ребятам, но я, как ни пыталась, не могла вообразить его где-либо, кроме как в банке, одетым в деловой костюм. Конечно, я за него тревожилась, но иногда мне хотелось увидеть его в военной форме, на поле боя.
– Его семья занимает слишком солидное положение в обществе, – продолжил отец. – Джордж Годфри проследит, чтобы его не призвали.
У меня внутри все бурлило: защищенность Герарда успокаивала меня и одновременно вызывала отвращение. Несправедливо, что мужчины из бедных семей воюют за свой народ, а привилегированное сословие увиливает от службы без особых на то причин. Джордж Годфри, банковский магнат с увядающим здоровьем, когда-то был сенатором, и Герард должен был унаследовать его место в банке. Мне было неприятно, что близнецы Ларсон рискуют жизнью в холодной зимней Европе, а Герард комфортно проводит время в теплом офисе на удобном кожаном кресле.
Тревога в моих глазах не ускользнула от папиного взгляда:
– Не беспокойся. Терпеть не могу, когда ты волнуешься.
Китти сидела, опустив взгляд и сложив на коленях руки. Наверное, думала о мистере Гельфмане. Он тоже пойдет на войну? Ему не может быть больше тридцати восьми – он достаточно молод для того, чтобы стать солдатом. Я вздохнула, мечтая, чтобы война поскорее закончилась.
– Мама сегодня ужинает в городе, – сказал папа, поглядывая на дом. Он встретился со мной взглядом.
– Дамы, окажете мне честь, отужинаете сегодня со мной?
Китти покачала головой.
– У меня встреча, – туманно отговорилась она.
– Прости, папа, но я ужинаю с Герардом.
Отец задумался, и его взгляд вдруг стал сентиментальным:
– Вы стали совсем взрослыми. У каждой свои планы. А, кажется, еще вчера играли здесь в куклы…
Честно говоря, я скучала по тем давним, незамысловатым денькам, когда жизнь вращалась вокруг бумажных кукол, нарядов и чаепитий на веранде. Я застегнула пуговицу на свитере: мне вдруг стало холодно от ветра. Ветра перемен.
