Мэри словно прочла мои мысли.
– Похоже, он не смог, – прошептала она, – прости.
– Ерунда. – Я пожала плечами, теребя помолвочное кольцо. – Между нами ничего нет. Ничего.
Я держалась за Китти, пока фургон трясся по неровной дороге. Казалось, каждая выбоина подтверждала мои мысли: как я, помолвленная девушка, могла завести отношения с Уэстри? Я его едва знаю. Что остров сделал с моим рассудком? Китти смотрела вперед. Несколько минут спустя, когда фургон остановился, заехав на пляж, встали все, кроме Китти.
– Китти, – поторопила я, – пойдем.
Она послушно кивнула и встала, но как будто с большим трудом. Ланс помог Леле выйти из фургона, взяв ее на руки и опустив на песок. Она захихикала и взмахнула ресницами. Китти быстро отвела взгляд. Зачем я привела ее сюда? Мне и самой тут не слишком нравилось.
Мэри повела всех на пляж, командуя, где разложить покрывала. Нужно было развести огонь, сложить припасы и радиоприемник. Когда младший капрал по имени Шон достал серое радио и вытащил антенну, послышались восторженные восклицания. Даже Китти улыбнулась. Никто не устоял перед силой музыки.
– Секунду, – сказала Мэри, когда все уселись на покрывалах, – я попытаюсь поймать волну.
Она принялась крутить ручку настройки и на мгновение остановилась, когда услышала слабый звук мужского голоса с австралийским акцентом. Он сообщал военные новости и говорил так быстро, что мне стало не по себе:
«Японские бомбардировщики штурмовали сегодня северный берег, оставляя смерть и разрушения. Потери исчисляются тысячами, погибло много женщин и детей».
Мэри быстро повернула переключатель. Через несколько секунд помехи исчезли, и зазвучал чистейший сигнал из-за океана. Мягкая, нежная, чарующая мелодия.
– Как странно, – удивилась Мэри, – мы поймали французскую радиостанцию.
Слова были непонятны, мелодия незнакома, но музыка зачаровала меня, как и все остальных. Стелла прижалась к Уиллу. Лу взял Мэри за руку и пригласил на танец. Несколько других девушек образовали пары с незнакомыми мне солдатами, даже Лиз. И Китти не возражала, когда к ней подсел какой-то парень. Она даже улыбнулась, с аппетитом вгрызаясь в початок кукурузы. Мелодия вызвала в моем сердце тоску, которую я пыталась прогнать, – тоску по Уэстри. Я посмотрела на океан, на полосу прибоя, что вела к бунгало. Темнело. Нет. Его все равно там нет. Но музыка играла, бунгало притягивало все сильнее, и я, наконец, не смогла сопротивляться. Я встала и тихо направилась туда. Я могу ускользнуть на полчаса. Никто не узнает. Никто меня не хватится.
Я шла быстро, периодически оглядываясь назад – чтобы убедиться, что никто меня не преследует. Я скользнула в чащу и направилась ко входу в бунгало. Вот оно. Наше бунгало. Его вид меня успокоил. Я села на колени и принялась ощупывать ступени в поисках книги и ключа, как вдруг скрипнула дверь. Я подняла взгляд. В вечернем полумраке передо мной стоял Уэстри.
Слабая тень подчеркивала его подбородок, влажные волосы и расстегнутую рубашку – видимо, он ходил плавать. Он улыбнулся:
– Я надеялся, что ты придешь. Смотри, какая луна!
Я кивнула, подняв взгляд в небо, где низко, над самым берегом, на горизонте появилась полная оранжевая луна.
– Никогда такого не видела.
– Заходи, – сказал он, взяв меня за руку, – у меня есть кое-что для тебя.
Он закрыл за нами дверь, и я села на кровать. Я чувствовала, как вибрирует воздух, он будто искрился от электричества. И я знала, что Уэстри испытывает то же.
– Смотри, – сказал он, взяв в руки радио, – я поймал сигнал.
Он повернул переключатель, и снова послышалась та прекрасная, чарующая, далекая мелодия.
– Послушай. Это французский.
Я закрыла глаза и растворилась в музыке.
– Знаешь эту песню? – спросил он.
Я внимательно прислушалась и покачала головой.
– Это «Жизнь в розовом цвете
[9]
».
Я приподняла бровь:
– Откуда ты знаешь?
– Слышал ее незадолго до отъезда на войну. Мой друг работает в студии звукозаписи. Эту песню еще никто не знает – во всяком случае, дома. Они тестируют ее на радио, прежде чем записывать пластинку. Но она станет большим хитом. Точно говорю. Да ты послушай!
Он сел рядом со мной. Наши руки соприкоснулись, я почувствовала тепло его тела.
– О чем она? – спросила я. Уэстри пристально смотрел на меня. А я смотрела вперед, на радиоприемник.
Он вздохнул.
– Там поется: «Прижми меня к себе и крепко обними / Ты даришь волшебство; Это жизнь в розовом цвете; / Когда ты целуешь меня, вздыхают небеса; / Я закрываю глаза и вижу жизнь в розовом цвете; / Когда ты обнимаешь меня, я попадаю в новый мир; / В мир, где цветут розы; / А когда ты говоришь, ангелы поют на небесах».
– Как красиво, – восхитилась я, все еще не в силах взглянуть на него. У меня задрожали руки, и я засунула их под колени.
Уэстри встал.
– Потанцуешь со мной?
Я кивнула, взяв его за руку.
Он прижал меня к себе, и мы закачались в такт музыке, его руки лежали на моей талии. Я прижалась щекой к его груди.
– Уэстри, – прошептала я.
– Ты хотела сказать, Грейсон?
Я улыбнулась:
– Мой дорогой Грейсон.
– Да, Клео?
– Так и есть. Я Клео, ты Грейсон. Но это лишь фантазия? Или реальность? Почему, когда мы здесь, все кажется таким правильным, таким идеальным? Но когда…
– Когда мы там, – прервал он меня, указав на окно, – все меняется?
– Да.
– Так уж вышло, – просто ответил он. – Здесь наш рай. А там все сложнее.
– Так и есть. Сегодня я сомневалась, стоит ли сюда приходить, потому что испугалась, что ты отдаляешься. Та история с полковником Донехью – почему ты ничего не рассказываешь о ней?
Он приложил палец к моим губам.
– Ты поверишь, если я скажу, что защищал тебя?
Я удивленно на него посмотрела:
– Защищал меня? От чего?
– Там, за окном, сумасшедший мир, Анна. Война. Ложь. Предательство. Печаль. Вот что нас окружает. – Он заключил мое лицо в ладони. – Следующий раз, когда забеспокоишься, что я отдаляюсь, приходи сюда. Приходи в бунгало, и ты почувствуешь мою любовь.
Любовь. Уэстри любит меня. Остальное не важно. Я прижалась к нему еще крепче, и у меня внутри пробудилось нечто, похожее на голод, незнакомая тоска, которой мне не приходилось испытывать с Герардом. Страсть. Об этом говорила Китти?
Уэстри сделал шаг назад.
