Императору Иосифу очень понравилась музыка из «Данаид» Сальери. Вспомним, например, следующие его слова: «Небольшие отрывки, которые я слышал в клавесинном исполнении, показались мне чрезвычайно хороши»
{146}. А потом он дал следующую оценку всему творчеству Сальери: «Я полагаю, что, если ему не помешают интриги, этот молодой человек — ученик Глюка, написавший несколько превосходных партитур, — будет единственным, кто сможет заменить его, когда придет срок»
{147}.
Всем понятно, что покровительство императора — дело очень важное. Как пишет Л. В. Кириллина, «взаимная симпатия связала просвещенного монарха» с маэстро навсегда, «однако придворная карьера Сальери складывалась столь гладко не только из-за благоволения императора»
{148}.
Судьба Сальери во многом походит на рождественскую сказку, в которой из нищего сироты вдруг получился принц, а потом и король. Однако — и это очевидно — в таком городе, как Вена XVIII века, невозможно было сделать успешную музыкальную карьеру, не обладая незаурядными талантами. Очевидно, Гассман, Глюк, Иосиф II (сам недурно певший и игравший на клавире и виолончели) и многие другие действительно увидели в Сальери драгоценный самородок, превратившийся со временем в подлинный бриллиант.
* * *
Как мы уже говорили, великий Глюк умер в 1787 году, и Сальери по праву занял его место. Ему исполнилось 37 лет, и это уже был не тот «молодой человек», о котором в свое время писал Иосиф II. После возвращения из Парижа Сальери стал центральной фигурой музыкальной Вены.
В это время император решил устроить «ревизию музыки». Дело было перед самым началом Русско-турецкой войны, в которой Австрия выступала союзницей России. В 1788 году Иосиф II, лично возглавивший войска, редко бывал в Вене, а большую часть следующего года страдал от лихорадки, приобретенной на фронте. Впоследствии он уже не вникал всерьез в дела придворной капеллы, и Сальери весьма удачно заполнил образовавшуюся брешь, занимаясь всем: управлением, преподаванием и сочинением музыки.
Итак, дело было не в покровительстве императора и даже не в несомненных талантах Сальери. Этого для успеха недостаточно. Своей карьерой придворного капельмейстера Сальери в значительной мере был обязан собственной кипучей энергии. Хоть и принято говорить, что высокая работоспособность не гарантирует качественный результат, но в случае с Сальери было именно так: талант счастливым образом соединился с работоспособностью, и результаты не заставили себя долго ждать. Кстати сказать, П. И. Чайковский говорил, что «большой талант требует большого трудолюбия»
{149}, а Людвиг ван Бетховен утверждал, что «для человека с талантом и любовью к труду не существует преград»
{150}. Наверное, эти люди знали, что говорили, и пример музыкальных успехов Антонио Сальери их правоту лишний раз подтверждает.
ЗАВИСТЬ МОЦАРТА-2
В 1788 году Антонио Сальери, написавший к тому времени огромное количество опер и известный во всей Европе, получил в Вене пост первого капельмейстера императорского двора. Не слишком уверенные попытки Моцарта и его сторонников интриговать против «итальяшек», давя на мозоль национальной гордости, особого успеха не имели.
Музыковед Леопольд Кантнер отмечает: «Что Сальери завидовал гению Моцарта — это взгляд романтизма XIX века. Композиторы тех времен естественно соперничали друг с другом, но каждый из них признавал другого, их интересовал не труд и не качество труда своих коллег — они соревновались за свое положение. Конечно же Сальери сознавал, что Моцарт был гением. С ним он вел себя всегда по-дружески»
{151}.
Франсуа Жозеф Фетис в своей «Универсальной биографии музыкантов» пишет: «Человек любезный, доброжелательный, веселый, остроумный, оригинальный, Сальери имел много друзей среди артистов и в свете»
{152}.
Понятное дело, Моцарту Сальери виделся совершенно в ином свете.
Мы помним жалобы Моцарта на то, что он «потерял всё доброе расположение императора к себе», что «для того существует только Сальери». Создается впечатление, что Сальери втерся в доверие к наивному Иосифу II и оттеснил беднягу Моцарта. Но это совсем не так. Всё обстояло, как говорится, с точностью до наоборот. Это Моцарт пытался оттеснить Сальери, но у него ничего не получалось. В связи с этим Моцарт был уверен, что его проблема заключалась в интригах «итальяшек».
В письме от 18 апреля 1786 года Моцарт писал: «Кто знает, как выйдет с постановкой “Свадьбы Фигаро” — у меня есть сведения, что готовится большая интрига. Сальери и его сообщники из кожи вон лезут»
{153}.
Право, это уже похоже на какую-то манию преследования! Кстати, «образ врага» Моцарту внушил его отец — это он всегда всё валил на «итальяшек», которые «понаехали тут». Действительно, влияние итальянцев в Вене было очень велико, но это стало вовсе не результатом каких-то интриг. Просто таковы на тот момент были вкусы, такова была мода…
Эта мода, кстати, возникла еще в XV веке, когда культура Италии начала оказывать весьма заметное влияние на европейскую жизнь. «Возрождение наук естественным образом должно было возбудить удивление к стране, которой выпала на долю завидная роль служить посредницей между античной цивилизацией и остальным человечеством»
{154}.
В XVI веке Италия играла ту же роль: «Она была безапелляционным судьей в деле моды и вкуса и идеалом всех европейских государств. Государи Франции и Англии считали за особенную честь оказывать гостеприимство итальянским художникам и ученым, которым почему бы то ни было приходилось покинуть родину»
{155}.
Ну а во второй половине XVIII века итальянская музыка находилась в самом апогее своей славы. Еще живы были предания старины, живы те замечательные деятели, которые достойно шли по классической дороге своих предшественников, жила старая школа роскошно-цветистого пения, и Фаринелли (настоящее имя — Карло Броски), Фаустина Бордо-ни, Франческа Куццони и многие другие еще очаровывали слушателей своими соловьиными трелями.
Ни один уважающий себя двор Европы не мог обойтись без превосходной итальянской труппы, без какой-нибудь знаменитости в должности придворного композитора. Даже в далекой и холодной России, несмотря на то, что императрица Екатерина II не давала почетного места музыке, называя ее наукой, на которую «много времени теряется без иной пользы, кроме забавы»
{156}, служили Джованни Паизиелло, Бальдассаре Галуппи по прозвищу Буранелло, Джузеппе Сарти и др.
Что же касается немцев, то их тяга к музыке общеизвестна, и уже в XVI веке в Германии можно было найти отличных музыкантов. При соборных церквях были учреждены певческие школы. Появившийся чуть позже танец вальс наложил отпечаток на всю эпоху. И это не говоря о маршах, с высокой торжественностью воплотивших воинственный дух германцев.
