Книга Лев в тени Льва, страница 37. Автор книги Павел Басинский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Лев в тени Льва»

Cтраница 37

Но и Толстой хорошо понимал, что даровая помощь народу это не помощь, а именно грех и соблазн. Это последнее унижение крестьянского достоинства. В условиях неурожая и помощи голодающим со стороны богатого города в крестьянской среде развивалось профессиональное нищенство. Да так, что целые деревни стали превращаться в анклавы этого нехитрого «промысла».

Некоторые страницы бегичевского дневника Толстого кровоточат. Вот только одна картинка:

«Третьего дня было поразительное: выхожу утром с горшком на крыльцо, большой, здоровый, легкий мужик, лет под 50, с 12-летним мальчиком, с красивыми, вьющимися, отворачивающимися кончиками русых волос. “Откуда?” – “Из Затворного”. Это село, в котором крестьяне живут профессией нищенства. “Что ты?” – Как всегда, скучное: “К вашей милости”. – “Что?” – “Да не дайте помереть голодной смертью. Всё проели”. – “Ты побираешься?” – “Да, довелось. Всё проели, куска хлеба нет. Не ели два дня”. Мне тяжело. Все знакомые слова и все заученные. Сейчас. И иду, чтобы вынести пятак и отделаться. Мужик продолжает говорить, описывая свое положение. Ни топки, ни хлеба. Ходили по миру, не подают. На дворе метель, холод. Иду, чтобы отделаться. Оглядываюсь на мальчика. Прекрасные глаза полны слез, из одного уже стекают светлые, крупные слезы».

Пятак?! Он дает им пятак?! Но немногим раньше он записывает в дневнике: «Большие пожертвования – более 10 тысяч». И через шесть дней опять: «много денег, 3 300». А Толстой дает им пятак…

При желании он мог завалить Данковский уезд деньгами. 3 ноября 1891 года в газете «Русские ведомости» было опубликовано открытое письмо к обществу с просьбой о помощи голодающим не самого Толстого, а Софьи Андреевны. Оно заканчивалось словами: «Не мне, грешной, благодарить всех тех, кто отзовется на слова мои, а тем несчастным, которых прокормят добрые души…»

В первое утро ей принесли четыреста рублей, а в течение суток она получила полторы тысячи. К 11 ноября было девять тысяч рублей. Всего во время голода на имя Толстого и его жены поступило более двухсот тысяч рублей…

Она писала мужу в Бегичевку: «Очень трогательно приносят деньги: кто, войдя, перекрестится и даст серебряные рубли; один старик поцеловал мне руку и говорит, плача: примите, милостивейшая графиня, мою благодарность и посильную лепту. Дал 40 рублей. – Учительницы принесли, и одна говорит: “Я вчера плакала над вашим письмом”. – А то на рысаке барин, богато одетый, встретил в дверях Андрюшу и спросил: вы сын Льва Николаевича? – Да. – Ваша мать дома? Передайте ей. В конверте 100 рублей. Дети приходят, приносят по 3, 5, 15 рублей. Одна барышня привезла узел с платьем. Одна нарядная барышня, захлебываясь, говорила: “Ах, какое вы трогательное письмо написали! Вот возьмите, это мои собственные деньги, папаша и мамаша не знают, что я их отдаю, а я так рада!» В конверте 101 рубль 30 копеек”.

В московский дом Толстых и в Бегичевку посыпались письма со всей России…

«Старшая дочь моя Варвара, сделавшись невестой, просила меня устроить ей самую скромную свадьбу, но вместе с тем не отказать ей устроить перед свадьбой угощение бедняков, которым она хотела сама прислуживать. Дочь моя умерла, не дождавшись желанного дня. Пусть на посылаемые от ее имени деньги и будут накормлены несколько стариков и детей…»

«Ваше Сиятельство! Вы не поверите, если скажу, что, прочитывая строки о ваших и дорогих детей ваших подвигах в данном деле, у меня невольно покатились слезы из глаз при мысли, что если бы у нас хоть тысячная доля была таких сподвижников, как сей Высокопоставленный Боярин и его Благословенное семейство, то не было и десятой доли бедствующего в таких случаях народа…»

«5 рублей от старика Семена с женой и от читальщика по покойникам…»

«При этом считаю долгом добавить, что в числе присылаемых денег три рубля пожертвованы находящейся у меня в услужении молодой девушкой, что составляет ее месячное жалование».

Кто-то анонимно прислал бриллиантовое колье…

Неистовый духовный враг Толстого знаменитый священник Иоанн Кронштадтский прислал графине двести рублей вместе с сочувственным письмом.

Савва Морозов пожертвовал полторы тысячи аршин материи.

Вся Россия откликнулась на воззвание жены Толстого. Письмо графини было перепечатано за границей. Уже в начале ноября крупный английский издатель Ануин Фишер письменно просил Толстого быть доверенным лицом и посредником между руководителями сбора пожертвований в Англии и организациями в России, оказывающими помощь голодающим. В Соединенных Штатах также был организован сбор средств для голодающих России. 19 ноября из Америки были отправлены семь пароходов с кукурузой…

Софья Андреевна искренне восприняла это как момент семейного торжества. И Толстой с ней не спорил. В конце концов, общее участие в борьбе с голодом сблизило мужа и жену, и, приехав в Москву по делам в декабре 1891 года, он пишет в дневнике: «Радостные отношения с Соней. Никогда не были так сердечны». А в письмах к ней признается: «Без ужаса не могу подумать, как тебе одиноко одной… Беспрестанно думаю о тебе и всегда с умилением».

Но душевное состояние Толстого во время борьбы с голодом не назовешь радостным.

В это время он почти не работает над художественными произведениями. Все свободное время отдает книге «Царство Божие внутри вас», статьям о голоде и отчетам «об употреблении пожертвованных денег», которые писал исключительно сам и которые публиковались в газетах. Тем не менее, интересно, какие художественные вещи занимали его в голодные года. В Бегичевке задуман рассказ «Хозяин и работник». Здесь же он работал над рукописью «Отца Сергия». В первом произведении хозяин спасает работника ценой собственной гибели, а во втором – ставится вопрос о тонкой и соблазнительной связи между святостью и тщеславием. Вопрос решается отшельником Сергием, бывшим князем Касатским, неожиданно. Ценой великого грехопадения, гадкого и постыдного (позволил себя соблазнить умственно неполноценной девице), Сергий спасается от святости, которая близка к тщеславию.

6 ноября 1891 года в Бегичевке Толстой записывает мысли к «Отцу Сергию»: «Надо, чтобы он боролся с гордостью, чтоб попал в тот ложный круг, при котором смирение оказывается гордостью; чувствовал бы безвыходность своей гордости и только после падения и позора почувствовал бы, что он вырвался из этого ложного круга и может быть точно смиренен. И счастье вырваться из рук дьявола и почувствовать себя в объятиях Бога…»

Толстой и его помощники вели себя героически. На голоде Толстому помогали сын Илья, дочери Татьяна и Мария, племянница Вера Кузминская, три сына Раевского Иван, Петр и Григорий, их двоюродный брат Александр Цингер, родственники Раевских и Толстых Наталья и Владимир Философовы, муж сестры Раевского Иван Мордвинов, домашний учитель Алексей Новиков, двоюродные братья Раевского Дмитрий Оболенский и Рафаил Писарев и некоторые «толстовцы»: Алехин, Чистяков, Новоселов и другие. Бесценную помощь в закупке продовольствия и отправке его через Софью Андреевну в Бегичевку оказывал сын художника Ге Николай Ге.

И Толстой мог бы гордиться! Он объединил вокруг себя честных, бескорыстных, полных энтузиазма молодых людей! А он в то время страдает. Работа на голоде не приносит морального удовлетворения. Так отцу Сергию не приносила радости вера в него людей. В письме к своему последователю Исааку Борисовичу Файнерману Толстой сообщает: «Я живу скверно. Сам не знаю, как меня затянуло в эту тягостную для меня работу по кормлению голодных. Не мне кормящемуся ими, кормить их. Но затянуло так, что я оказался распределителем той блевотины, которой рвет богачей».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация