О его жизни во Франции в 1917–1918 годах почти ничего не известно. Весной 1917 года его жена Дора с восемью детьми окончательно покинула Россию и переехала в Швецию. По воспоминаниям сына Павла, Лев Львович встречался с Дорой в Стокгольме, но эта встреча была почти конспирантивной и втайне от детей. Только самому старшему Павлу она призналась в этом. «Он был такой жалкий, как будто совсем опустился. Гладко выбритый, как американец», – сказала она сыну. Однако сразу после этого Лев Львович приехал в Хальмюбуду но жить остановился в гостинице в Упсале. Маленькая дочь Таня спрашивала о нем: «Граф – это ведь наш папа́?» Сыну Павлу он совсем не показался жалким: «Папа́ выглядит не так уж плохо, как сказала мама, и он был очень элегантен».
В июне 1918 года Лев Львович неожиданно возвращается в Петроград. С точки зрения здравого смысла, это был самоубийственный поступок! В большевистской России он немедленно оказался не выездным. Для справки: чтобы получить разрешение на вывоз смертельно больного Александра Блока в финский санаторий потребовались огромные усилия Горького и Луначарского; решение о выезде поэта принималось на заседании ЦК партии с участием Ленина; при этом отказали в выезде его жене Любови Дмитриевне Менделеевой, что сделало сам выезд поэта невозможным. 1918 год был одним из самых страшных периодов петроградской жизни, когда люди поедали трупы лошадей, когда даже Горький выступал против большевиков и Ленина в газете «Новая жизнь», которую в июле 1918 года закрыли. На что рассчитывал Лев Львович?!
В воспоминаниях сына Павла дается невероятная версия причины поездки отца в Россию. Будто бы он должен был достать из тайника одного петроградского дома дорогие бусы из жемчуга, за которые граф Строганов обещал щедрое вознаграждение. Одновременно Дора надеялась, что он продаст дом на Таврической «Эммануэлю Нобелю или еще кому-нибудь».
Если так было в действительности, то, отправляясь в большевистский Петроград, Лев Львович ввязывался в безнадежную и смертельно опасную авантюру.
О том, насколько опасным был его приезд в Россию, можно судить по тому, что 20 сентября на озере Валдай на глазах своей семьи, в том числе малолетних детей, был расстрелян ведущий «нововременский» публицист Михаил Осипович Меньшиков. 5 февраля 1919 года в Сергиеве от голода и болезней скончался другой постоянный автор «Нового времени» – философ и писатель Василий Васильевич Розанов. Лев Львович также был сотрудником этой газеты. И можно с уверенностью сказать, что если бы не фамилия его отца, его бы наверняка ждала та же участь.
Так или иначе, но 8 июня (по старому стилю) Софья Андреевна пишет в «Ежедневнике»: «Телеграмма радостная от Лёвы от 20/7 июня из Петрограда». Радостная – для Софьи Андреевны, потому что она уже не верила, что ее сын жив. 6 июля она получила от него письмо: «Дорогая мама… Я очень хотел бы приехать, но боюсь, не вернусь, а дела важные, личные, и нельзя оборвать… Я уже хлопочу о новом паспорте, но раньше, как через 10/14 дней, не уеду… Ужасно, что не придется увидаться, а ничего не поделаешь. Судьба сильнее всего остального, и она внутри человека и им двигает… Впрочем, она и снаружи, и она же может прислать меня в Ясную вместо Швеции».
Значит, он не собирался задерживаться в России. Но судьба «снаружи» распорядилась иначе. 18 июля он пишет матери: «Дорогая мама, мои планы рухнули, и я должен остаться в России. Приеду скоро в Ясную, где буду стараться Вам стать возможно менее в тягость. Меня не пускают ни в Швецию, ни куда-либо за границу».
Дома «буржуев» национализировались, поэтому не только продать свой дом на Таврической, но и жить там он не имел права. Некоторое время он ютился в квартире уполномоченного от большевиков по его дому а затем переселился на съемную квартиру Видимо, какие-то деньги у него были, но при этом он голодал, проедал свои вещи и вынужден был обратиться к матери с просьбой о помощи: «Если кто поедет от Вас сюда, пришлите всякой провизии…»
Мать, которая сама испытывала трудности с продовольствием и которой оставалось жить немногим больше года, опять выручила сына. 23 августа он писал ей: «Дорогая мама, только что получил Вашу чудную посылку со всякими прелестями. Обнимаю, благодарю очень, целую, поздравляю со вчерашним днем рождения и, главное, желаю еще жить и быть здоровой, чтобы нам увидаться еще и пожить вместе. Я был поражен тем изобилием, какое Вы мне прислали. Теперь хоть не умру с голоду и даже других покормлю».
Открыв посылку, он сразу съел три яйца, лепешку и тарелку меда. Он, когда-то кормивший умиравших от голода крестьян. Путь в Швецию был блокирован с двух сторон: большевики закрыли выезд из России, а шведы запретили въезд русских беженцев… Лев Львович оказался в западне. И в этих условиях он совершает поступок, который нельзя объяснить иначе, как чудом!
В условиях информационной блокады со стороны большевиков, когда в Петрограде были запрещены все дореволюционные газеты и журналы, он начинает выпускать газету «Весточка». Она существовала две недели, за которые вышло десять номеров. Это была газета гуманистической направленности в духе учения Толстого. «На страницах маленькой газетки, на плохонькой серой бумаге два Льва Толстых вновь, после длительного перерыва, по-настоящему обрели друг друга», – пишет Валерия Абросимова.
27 августа 1918 года в большевистской России накануне девяностолетнего юбилея отца он обращался к читателям с такими словами: «Религия – основа жизни»; «Чистота жизни есть необходимое условие счастья»; «Не делайте ничего противного вашей христианской совести»; «Царство неба усилием берется…»
Власть задушила «Весточку» не прямым, а косвенным образом. Льву Львовичу запретили давать в газете новостной отдел. Но именно ради него, а не ради идеалов Льва Толстого, раскупалась газета. Тираж ее резко упал, и Лев Львович был вынужден ее закрыть. Тем не менее короткая история «Весточки» поразительна еще и тем, что сын Толстого, мечтавший о собственном периодическом издании со студенческих времен, несколько раз пытавшийся осуществить это и в дореволюционной России, и за границей, единственный раз в своей жизни побывал в роли издателя, и это было в «красной» России! Неисповедимы пути Господни…
В сентябре 1918 года шведские власти неожиданно разрешили Льву Львовичу приехать в Швецию на два дня для встречи с семьей. Также неожиданно Норвегия открыла свои границы. По неизвестным причинам было получено разрешение на выезд и от советских органов. Опять случилось чудо!
24 сентября он на пароходе покидал Россию навсегда, отправляясь в Норвегию, так и не повидавшись с матерью. Впереди ждала неясная жизнь в Европе. Что он чувствовал тогда? Невольно вспоминаются стихи Георгия Иванова:
Я, что когда-то с Россией простился
(Ночью навстречу Полярной звезде),
Не оглянулся, не перекрестился.
И не заметил, как вдруг очутился
В этой глухой европейской дыре.
В «глухой европейской дыре», которой неожиданно обернулась для эмигранта Льва Львовича некогда восхваляемая им Европа (ее идеалы и ценности он противопоставлял взглядам своего отца, вступая с ним в постоянный споры), ему предстояло прожить два десятилетия, до тех пор, пока его старшие сыновья не примут решение перевезти старого больного отца в Швецию. Эти два десятилетия стали самым несчастным периодом его жизни.
