Поначалу в школе было шесть учеников, а теперь двести, и дело при таких темпах может дойти до семисот. Вначале школа себя не окупала, но, согласно моему глубочайшему убеждению в том, что всякое хорошее дело окупит себя, если только правильно его поставить, она так усовершенствовала свои методы, что теперь содержит себя сама.
Нам посчастливилось сберечь мальчикам их детский возраст. Они выращивают в себе рабочих, не прощаясь с детством. Это очень важно. Они зарабатывают 16–35 центов в час, то есть больше, чем могли бы зарабатывать в местах, доступных в их возрасте. Оставаясь в школе, они могут так же помогать своим семьям, как если бы устроились на работу. В школе они получают солидное общее образование, их мастерство позволяет зарабатывать в качестве рабочего столько, чтобы иметь возможность попутно продолжать свое образование. Если это не входит в их планы, они, по крайней мере, повсюду могут рассчитывать на высокую зарплату.
Они не обязаны идти работать на наш завод, но, правда, большинство делают это и без обязательств, поскольку знают, что нигде не найдут лучших условий работы. Мальчики сами проложили себе дорогу и ничем нам не обязаны. Благотворительности нет. Школа сама себя окупает.
Больница Форда основана на том же принципе. Из-за перерыва, вызванного войной – во время войны она стала государственной и превратилась в военный лазарет № 36 на 1500 кроватей, – дело недостаточно наладилось, чтобы дать внятные результаты. Она возникла в 1914 году как Детройтская общественная больница, и деньги на нее были собраны по общественной подписке. Я тоже подписался, и строительство началось. Задолго до того, как был закончен первый корпус, средства исчерпались и меня попросили сделать взнос повторно. Я отказался, считая, что строительные расходы должны были быть заранее известны руководству, которое не внушало мне особого доверия. Зато я предложил целиком выкупить больницу и выплатить деньги, собранные по подписке. Это произошло, и работа стала успешно подвигаться, пока 1 августа 1918 года все учреждение не было передано правительству. В октябре 1919 года больница была возвращена нам, а 10 ноября она приняла первого пациента.
Больница расположена на Большом Западном бульваре в Детройте. Участок равняется 20 акрам, так что места для строительства еще много. Если больница себя оправдает, я намереваюсь ее расширить.
Первоначальный план был забыт – мы попробовали создать учреждение нового типа как в смысле оборудования, так и менеджмента. Больниц для богатых больше, чем нужно, равно как и для бедных. Но нет больниц для тех, которые могли бы кое-что платить и даже хотели бы это делать, чтобы не чувствовать, что они принимают милостыню. Считается вполне естественным, что больница не может оставаться больницей и одновременно окупать себя, что она должна либо содержаться на пожертвования, либо быть причислена к частным, приносящим прибыль санаториям. Наша больница должна стать учреждением, которое само себя содержит. Ее цель – предоставлять максимум услуг за минимальную плату, но без тени благотворительности.
В нашем новом здании нет больничных палат. Все комнаты отдельные и имеют ванну. Они соединены в блоки по двадцать четыре и по величине, обстановке и оборудованию совершенно одинаковы – исключений нет. Все пациенты содержатся совершенно одинаково.
Менеджмент современных больниц устроен таким образом, что невозможно понять, существуют ли они для больных или для врачей. Я хорошо знаю, как много времени отдает настоящий терапевт или хирург делам милосердия, но я вовсе не убежден в том, что его зарплата должна зависеть от материального положения его пациентов. Зато я твердо убежден в том, что так называемая профессиональная этика является проклятием для человечества и для развития медицинской науки. Диагностика еще очень несовершенна. Мне бы не хотелось принадлежать к числу владельцев таких больниц, где пациенты лечились бы не от той болезни, которой они страдают на самом деле, а от той, которую наметил себе первый попавшийся врач. Профессиональная этика препятствует исправлению ошибочного диагноза. Консультирующий врач, если он не обладает очень большим тактом, никогда не изменит диагноза или предписаний, если только коллега, пригласивший его, не согласен с ним полностью, и даже в этом случае все происходит без ведома пациента. Похоже, все считают, что больной, в особенности пациент больницы, становится собственностью своего врача. Опытный врач не будет эксплуатировать своих больных, неопытный – напротив, будет. Многие врачи, кажется, убеждены, что самое главное – это их диагноз, а не выздоровление пациента.
Цель нашей больницы – порвать со всеми этими обычаями и поставить во главу угла интерес пациента. Поэтому это так называемая закрытая больница. Все врачи и сиделки получают годовое жалованье и не имеют право работать за ее пределами. В больнице работает двадцать один врач, каждый из которых прошел через тщательный отбор, и получают они столько, сколько могли бы зарабатывать при самой успешной и широкой частной практике. Ни один из них ничуть не заинтересован в пациенте с финансовой точки зрения, и ни один пациент не имеет права пользоваться лечением постороннего врача. Мы охотно признаем роль семейного врача и совершенно не собираемся принижать его роли. Мы принимаем от него больных в том случае, когда он прекращает лечение, и стараемся как можно скорее вернуть пациента обратно. Нам невыгодно держать пациента дольше, чем это необходимо. И мы готовы делиться нашими знаниями с семейным врачом, но, пока пациент лежит в больнице, мы целиком за него отвечаем. Для посторонних врачей больница «закрыта», что, однако, не исключает нашего сотрудничества с теми врачами, которые этого захотят.
Интересно, как принимают пациента. Его осматривает главный врач и затем передает трем-четырем или даже большему числу врачей. Это делается всегда, потому что опыт показывает, что дело в основном в общем состоянии пациента, а не в болезни. Каждый врач полностью обследует пациента и посылает свое заключение главному врачу, не имея возможности предварительно проконсультироваться с коллегами. Таким образом, главврач получает по меньшей мере три, а иной раз шесть или семь основательных и совершенно независимых друг от друга диагнозов. Все вместе они составляют историю болезни без всяких пробелов. Эти меры предосторожности введены для того, чтобы хотя бы в пределах наших современных знаний обеспечить по возможности правильный диагноз.
В настоящее время у нас в больнице приблизительно шестьсот коек. Каждый пациент оплачивает по твердо установленному тарифу палату, питание, медицинские услуги, включая уход. Особых расходов не предусмотрено, как и специальных сиделок. Если больной требует более тщательного ухода, чем можно получить от имеющихся в данном отделении сиделок, то без всяких доплат выделяется дополнительная сиделка. Но это случается редко, потому что пациенты сгруппированы сообразно с необходимым для них уходом. Одна сиделка может выхаживать двух, а может и пять пациентов в зависимости от тяжести их заболеваний, но не больше семи. Благодаря нашему оборудованию сиделка может без посторонней помощи ухаживать за семью «легкими» больными. В обыкновенной больнице сиделки вынуждены делать множество лишних движений. Они тратят больше времени на беготню, чем на уход за больными. В этой больнице, как и на нашем заводе, пространство организовано так, что лишних движений делать не приходится.
