— Хочешь, чтобы я стащил его файл? — сказал брат, когда я ему позвонила. — И попробовал разобраться?
— Совершенно верно.
Нед рассмеялся: похоже, идея совершить мелкое преступление против университета ему понравилась.
— Если меня схватят за руку, я скажу, что это ты меня подбила.
Я нервничала перед встречей с ним. Боялась сказать какую-нибудь глупость. Было бы вполне в моем духе. Потому я выбрала место на людях, где мы будем не одни и потому я буду держать себя в руках. И не буду плакать.
Мы договорились вместе позавтракать в городском кафе, и там он отдал мне файл.
— Дракон — аномалия. Единственный в своем роде. Если бы даже он согласился на обследование, толку от него не было бы. Такие случаи у нас называются «казусы» — они любопытные, но с точки зрения выявления закономерностей для нас бессмысленны. Он просто жутко везучий старикашка. А теперь, учитывая, что исследования остановлены, это вообще не имеет значения.
— Давай съездим посмотрим, — попросила я.
Себе Нед заказал один тост и омлет из одного яйца. И то и другое он съел меньше чем наполовину.
— К вечеру вернемся домой, — не сдавалась я.
— К нему у нас никто не ездил. У нас даже не записано, жив ли он еще. К тому же… — Нед повозил вилкой в тарелке. — К тому же я не очень хорошо себя чувствую.
— Я спросила у Нины, и она разрешила.
— Ты спросила у Нины? Мне что, пять лет? Я нуждаюсь в разрешении?
Да, глупость — это моя стихия. Я поискала глазами официантку, подозвала и заказала себе рисовый пудинг и чай. Когда я снова повернулась к столу, мой брат протирал очки уголком рубашки. Кожа под глазами у него шелушилась, и просвечивали розовые пятна.
— Она тебе сказала, — вздохнул Нед. Он не рассердился, а огорчился.
— Это я виновата, Нед. Я в том смысле… Я твоя сестра. Я должна знать, что с тобой происходит.
— А я что про тебя знаю? Давай смотреть фактам в лицо: мы практически незнакомые люди.
— Нед, — сказала я. — Мне ужасно жалко.
— Вот именно поэтому я не хотел говорить! — Теперь он на самом деле рассердился. — Не надо меня жалеть. Не надо так со мной разговаривать. Не надо этого дерьма. Не надо стоять на крылечке. Меня на самом деле тошнит от всего этого.
Теперь разозлилась я.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, я еду на работу. Не надо меня ждать. Не надо думать, что все может закончиться как-то иначе. Не надо думать, что ты можешь что-нибудь сделать. И хоть раз в жизни, пожалуйста, не думай, что ты и тут тоже чем-то виновата.
Я выскочила из кафе. Жара была сумасшедшая. Мне показалось, я вот-вот задохнусь. Расплавлюсь и превращусь… интересно во что? Я-то хотела преподнести брату подарок. Сделать что-нибудь нужное. Подарить незабываемый день. Придумала, как всегда, глупость. Как обычно, ошиблась.
Брат тем временем расплатился и тоже вышел. Мы смотрели в разные стороны. Наконец Нед сказал:
— Предполагается, я должен попросить прощения за то, что умираю?
— Да. Должен. Как же ты, зараза, посмел?
Я сказала это слишком громко. Глаза жгло. Наверное, я действительно была ненормальная. Я сверлила его глазами. Я его ненавидела. Я подумала, что, если меня снова оставят, я больше не выдержу. Подумала, как же все приходит слишком поздно.
Мы стояли с братом на солнцепеке. Злые. Потные. Ставшие старше, чем когда-то могли себе представить. Такая ситуация была не свойственна для нас обоих. Я решила попробовать еще раз. Видимо, Нед тоже. Он снова заговорил, сбавив тон.
— Нина сказала, ты помогла ей красить детскую, — сказал он.
В другом случае, менее страшном, эта тема и в самом деле была бы менее опасной.
— Я бы покрасила в красное. Я опять его стала видеть.
— Ладно. Я прошу прощения, — сказал мой брат. — Я виноват. Чтоб мне сдохнуть вместе с этой моей гребаной опухолью!
Теперь он отвернулся. У него все рушилось. Я терпеть не могла это слово. Теперь все рушилось у него.
— Значит, тебя нужно развернуть, чтобы твоя гостья не встала в ногах. Тогда она не сможет тебя забрать.
Нед рассмеялся. Взял себя в руки и снова повернулся ко мне. Тому, кто его знал, видно было сразу. Лицо изменилось. Осунулось. Побледнело.
— Эту мерзавку не обдуришь, — сказал мой брат с довольным лицом. — Мне всегда нравилась эта сказка.
— Почему? По-моему, она ужасная.
— Она честная.
Мы оба подумали про одно и то же.
— Ну, в сказке-то ее обдурили.
— Всего два раза, сестричка. А потом она забрала свое.
— Дракон обдурил ее дважды и до сих пор жив.
— Итак, значит, мы едем к Дракону. Так вот в чем дело? Выяснять условия сделки? Не сработает, девочка моя.
— Просто съездим, — сказала я. — Считай, что это обычный пикник.
— Не ты одна умеешь вынюхивать чужие тайны. Нина мне тоже все рассказала. У тебя появился бойфренд.
— Значит, мы квиты, — ответила я.
Как я это сказала? Обыкновенным голосом, как будто у нас был обыкновенный разговор?
— Ну да. Ты влюбилась, а я умираю. Конечно, мы квиты.
Я подумала, что за окном в кафе люди сидят в другой вселенной, где есть надежда, поддержка, здоровье, силы. Бессилие раздражает. Кажется, я ничего не могу сделать для Неда. Я была готова сдаться. Тут брат повернулся ко мне лицом.
— На твоей машине или моей?
— Ты серьезно?
— Ты в своей жизни хоть раз видела драконов?
Два часа мы ехали в северном направлении — я вела, Нед все время спал. Нина сказала, что, когда ему только поставили диагноз, он попробовал химиотерапию, но от нее ему было так плохо, что он не мог работать, и врачи признали, что в таком лечении вреда больше, чем пользы. А Нед хотел продержаться до января, чтобы увидеть ребенка. Вряд ли у него было столько времени.
— Бог ты мой, задремал, — сказал Нед, проснувшись.
В двенадцать мы подъехали к окраинам Джексонвилла. Здесь оказалось еще жарче. Невероятно, но так. Кондиционер у меня в машине начал подтекать. Перегрелся, старичок. Мы заехали на заправку, и там я сверилась с дорожной картой, которую мне нарисовал кардиолог, некогда видевший Дракона. На самом деле я у него выклянчила эту карту, сказав, что я жертва молнии и мне нужна надежда. У него были все основания мне поверить.
От этого места нам предстояло двигаться по второстепенным дорогам, и я волновалась за Неда, как бы его не растрясло.
Я то и дело на него поглядывала.
— Прекрати. Смотри на дорогу. Блин, — вырвалось у него, потому что в этот момент мы влетели в яму.