– Получается, перед смертью сбылась ее мечта, – заговорила Ника с горечью, потому что держать паузу долго тоже не было сил, – она увидела, каков ты под плетью. Надеюсь, это доставило ей удовольствие.
– Ей – вряд ли. Она мечтала сделать это своими руками в формате игры. Но Максиму доставило.
– Откуда ты знаешь?
– Он так дрожал, потел и облизывал губы, что трудно было ошибиться.
– Вот сукин сын…
Деметриос чуть повернул голову, и она увидела, что он улыбается.
– Помнишь, Вероника, ты сказала, что он трус? Ты была права. Конечно, он заставил меня подергаться, но…
– …но он не добился от тебя того, чего хотел.
– Он не умеет доводить удар. Понимаешь, о чем я?
– Думаю, да.
– Он сам боялся того, что делал со мной. И не давал воли остальным. Неявным образом пресекал их инициативу. Не потому, что вспоминал уголовный кодекс, не потому, что сочувствовал мне, но потому и только потому, что бессознательно примерял ситуацию на себя. Примерял – и приходил в ужас. Потом смотрел на меня и видел человека, который столкнулся с этим ужасом лицом к лицу. В моем положении было нечто невыносимо реальное…
– Возможность увидеть самого себя таким как есть, без масок и карнавальных костюмов?
– Увидеть себя. И осознать, что другие тоже тебя видят.
– А ты не боялся, Дмитрий? Не боялся увидеть себя?
Он молчал так долго, что Ника уже решила, ответа ей не дождаться. Но все-таки дождалась.
– Боялся, конечно. Несмотря на то что уже оказывался в подобной ситуации. Даже в более критической – когда точно знал, что меня могут не только подвергнуть болезненным процедурам, но и убить, изувечить, травмировать. Угроза телу всегда порождает страх. И в этом состоит особая унизительность положения жертвы. Ты как будто раздваиваешься: с одной стороны человек, его воля, характер, достоинство, принципы, убеждения, взгляды, а с другой – человеческое животное, его инстинкты, эмоции, физиология. Как уберечь тело животного от необратимых повреждений, при этом сохранив человеческое достоинство? Это не очень просто, моя дорогая.
Спать они легли вместе. Деметриос лег ничком, без подушки, вытянулся во весь рост и с протяжным вздохом закрыл глаза. Убедившись в том, что ему хорошо и удобно, Ника подползла поближе, накрыла его руку своей. Прошептала: «Димка…» Но он уже не ответил.
Он крепко спал.
24
Вдоль заднего фасада дома тянулась галерея на кирпичных столбах, откуда можно было попасть в библиотеку, гостиную и бильярдную. Оттуда Ника и решила наблюдать за спаррингом. Или «разминкой», как деликатно выразился Филимон. Ей самой происходящее на заднем дворе казалось смертоубийством. Мужчины вышли на асфальтированную площадку между оранжереей и гаражом – в кроссовках, камуфляжных штанах и одинаковых светло-серых футболках, которые, очевидно, выдал им Нестор, – и Филимон сказал: «Полный контакт». Деметриос коротко кивнул. И вот, оба уже были в поту, в грязи, в крови, но даже не думали останавливаться.
Кутаясь в шерстяной палантин, наброшенный поверх свитера, Ника стояла около перил, смотрела на мужчин и по большому счету даже не понимала, что они делают. Как им удается передвигаться с такой фантастической скоростью, да еще и действовать – защищаться и нападать? Падать, перекатываться и тут же вновь оказываться на ногах в состоянии полной боевой готовности… Они бились всерьез, но мастерство помогало им уберечь себя от серьезных повреждений.
– Филимон очень хорош, – отметила, выходя на галерею из гостиной и останавливаясь у Ники за спиной, София. – Но Деметриос лучше.
– В каком смысле лучше?
– Чистая техника. Мгновенные реакции. И практически нет временного зазора между контратакой и атакой.
Нестор следил за поединком с другой стороны. Когда противники в очередной раз отпрянули друг от друга, он крикнул: «Стоп!» – подошел и выдал им ножи. По виду – самые настоящие, со стальными клинками сантиметров семнадцать длиной. Выдал и попятился.
– Зачем же он… – начала Ника.
София ее перебила:
– Спокойно! Это тренировочные ножи. Специально затупленные.
Сомкнув пальцы вокруг рукоятки ножа, Филимон перевел взгляд на Деметриоса и с глумливой улыбкой произнес несколько греческих слов. Ника негодующе фыркнула: дразнится! София захихикала, прижав к губам сжатый кулак. Она, в отличие от Ники расслышала шутку и поняла ее смысл.
Деметриос покачал головой. Сокрушенно, как человек, которого вынуждают проявлять несвойственную ему жесткость. На его футболке, так же как на футболке Филимона, расплылись темные пятна пота, а на спине еще и бурые пятна крови, но в целом, по мнению Ники, он выглядел неплохо. Выражение лица Нестора свидетельствовало о том, что он ее мнение разделяет. Одобрительный кивок, мимолетная, но явно довольная улыбка, поощрительный возглас… Да, по сравнению со вчерашним вечером Нестору однозначно полегчало. Теперь он уже не думал, что посылает Деметриоса на верную смерть.
Посылает?.. Поймав себя на этой мысли, Ника нахмурилась. Оба они – и Нестор, и Филимон, – вроде бы отговаривали Деметриоса от этой затеи. И в то же время… в то же время все отлично знали, что Нестор и многие другие члены общины заинтересованы в свержении – или лучше сказать, в уничтожении? – Андреаса Галани.
Рука – нож… нож – рука… скрежет металла о металл… Вот как они умудряются нож встречать ножом, а руку – рукой? Без промахов, без ошибок.
– Наверное, я бы ничего не поняла, даже если бы сто раз подряд посмотрела замедленную съемку, – призналась Ника, заметив, что София поглядывает на нее. – Это что за стиль такой?
Та пожала плечами, как будто речь шла о самых обыденных вещах.
– Крав-мага. Синтез. Деметриос еще владеет айкидо. Очень трудно предугадать, как он поведет себя в следующий момент.
Вот тут оно и случилось.
На картину рукопашного боя с ножами, происходящего на заднем дворе усадьбы одного из «чистых», наложилась картина сексуальной оргии под руинами древнего города. Поверх мокрого от растаявшего снега черного асфальта с обрывками нанесенных ветром листьев и комьями затоптанных сосновых иголок легли щербатые каменные плиты, подогнанные друг к другу плотно, почти без швов, с раскиданными в беспорядке шкурами, на которых… да, повсюду, тут и там. В этом финальном видении ей опять явились потные оголенные тела, скачущие на других телах или сплетающиеся с ними, образуя причудливые, гротескные фигуры. Покрасневшие женские лица с жадно раскрытыми ртами и блуждающими взглядами… колышущиеся груди, бедра, ягодицы… проникающие во все отверстия мужские члены, пальцы и языки. Безостановочная карусель из фрагментов плоти. Возбуждающая. Отвратительная. Крики, точнее, вопли, дикие и надсадные, заставили Нику повернуть голову в тот момент, когда Филимон уже уносил ее прочь, следуя за женщиной в черном спортивном костюме с накинутым на голову капюшоном, но лучше бы она крепко зажмурилась или потеряла сознание раньше, чем увидела, кто кричит и почему. Мужчины, которые пришли на Парнас вместе с Максимом Яворским, чтобы расправиться с Деметриосом Стефанидесом, вероятно, не оправдали ожиданий менад, и теперь расплачивались кровью. Кровь текла и брызгала из-под лезвий, из-под зубов… наполняла рты… Те же женщины, что использовали их совсем недавно как сексуальных партнеров, теперь пожирали их заживо, помогая себе ножами. Жертвенная кровь! Но не быки и не козлы замещали в этом году страдающего бога. Его замещали культурные люди, привыкшие носить костюмы, ездить в автомобилях, пользоваться ноутбуками и мобильными телефонами. Жители мегаполисов. И вот, их едят.
