Последнее удавалось чуть лучше, чем никак. Мысли о Деметриосе буквально сводили ее с ума. Что с ним там делают? Вот прямо сейчас. Ей не верилось, что Максим способен на убийство или на причинение тяжких телесных повреждений – на это способен скорее Деметриос, чем Максим, – но нанятые им люди вряд ли расположены церемониться с человеком, на поимку которого затратили столько времени и сил. Макс – слабак. Но именно осознание собственной слабости, мучительное осознание, может стать причиной жестокого обращения с противником, явно волевым. Так заманчиво испытать эту волю… и целый праздник – сломить ее… Подавив рыдания, Ника зажмурилась и прикусила зубами мякоть ладони.
Телефонные трели прервали ее горестное оцепенение.
– Буду через пять минут, – донесся из трубки низкий глуховатый голос Филимона. – Темно-синий «Фольксваген Гольф». Как увидишь меня, сразу спускайся. Но не раньше.
– Ясно.
Поднявшись на ноги, Ника убрала трубку обратно в карман и уставилась из кустов на зигзаг дороги, доступный для обозрения.
Уже достаточно рассвело для того, чтобы отличить синий «Гольф» от любого другого автомобиля. Вокруг громоздились горы, вершины которых были укрыты снегом, а ниже, на склонах, белое чередовалось с зеленым и черным, с густыми ельниками и острыми выступами гигантских камней. Ветер стих, и Нике даже показалось, что стало теплее. Она и не подозревала, что в самое ближайшее время это неожиданное потепление сослужит ей добрую службу.
Из-за поворота выехал темно-синий «Фольксваген Гольф». Хватаясь руками за ветки, чтобы не поскользнуться на диком склоне, где под снежным покровом неизвестной толщины могли скрываться какие угодно сюрпризы, Ника заковыляла вниз. Вскоре она уже сидела в теплом салоне «Гольфа» и сбивчиво рассказывала Филимону обо всем, что произошло за последние двенадцать часов.
– Значит, ты их не видела и не знаешь, сколько бойцов привел Яворский? – уточнил Филимон.
Она покачала головой:
– Нет.
– Но вас преследовали две машины: седан и фургон.
– Да.
Филимон насупился и ушел в раздумья.
Несмотря на весь ужас положения, Ника вдруг осознала, что чувствует себя гораздо лучше. Наконец-то для спасения Деметриоса предпринимались и планировались какие-то действия. Она пока слабо представляла, что именно замышляет сидящий за рулем греческий колосс, но не сомневалась в его верности и отваге. Да и в профессиональных качествах тоже. Глядя на мелькающие за стеклом чертовы камни и чертовы елки, она всем нутром ощущала, как сокращается расстояние между «Гольфом» и домом Отшельника, хотя на местности не ориентировалась абсолютно. Филимон вез ее таким маршрутом, каким Деметриос не возил никогда.
Он остановил машину недалеко от поворота, за которым, вероятно, был расположен спуск к дому или открытый участок дороги, где преследователи вполне могли припарковать свои авто. Опустил стекло со своей стороны, выключил двигатель и несколько секунд сидел неподвижно, слушая тишину за бортом. Коротко кивнул, точно принял окончательное решение, и повернулся к Нике.
– Сиди здесь, поняла? В рюкзаке на заднем сиденье термос с кофе и пакет с бутербродами. Поешь. Я пойду, посмотрю. – Он кивнул еще раз, глядя ей прямо в глаза своими жгучими черными глазами. – Только сделаю один телефонный звонок.
Из его греческой скороговорки ей, как всегда, удалось понять от силы десять слов, но больше и не требовалось. Она поняла, с кем он говорит. Поняла главное. Он говорил с Феоной. Закончив, вышел из машины, осмотрел обочину – слева стена, справа обрыв, все стандартно, – выбрал подходящее место, прыгнул вниз, прямо туда, где топорщились непролазные дебри, и скрылся из виду.
Поесть, напомнила себе Ника. Самое время.
В пакете обнаружились два бутерброда с копченой осетриной, два бутерброда с ветчиной и два бутерброда с сыром. Она уплела их, запивая горячим ароматным черным кофе и мурлыча от удовольствия. Филимон сущий ангел.
– Седан и фургон стоят на дороге, – сообщил ангел, вернувшись из разведки. – При них один человек. Водитель фургона. Гуляет, курит, смотрит по сторонам.
Ника не стала спрашивать, точно ли человек один и точно ли он – водитель фургона. Ей было достаточно того, что информация исходит от Филимона. Молча она ждала продолжения, глядя на него, как фанатик на идейного лидера.
– Надо снять его быстро, чтобы он не успел, увидев нас, по телефону или по рации предупредить своего босса, и тихо, чтобы в доме не услышали выстрела.
– Ты сделаешь это, Филимон?
– Да, если мне удастся подобраться к нему незамеченным.
– То есть… его надо отвлечь?
– Точно.
Ника обдумала его слова.
– Я могу… – Прикусила губу и хихикнула. – Я могу показать ему сиськи.
Всего одно мгновение Филимон глядел на нее во все глаза, после чего запрокинул свою огромную голову и расхохотался. Хорошо, что окна в машине были уже плотно закрыты.
– Это подойдет? – застенчиво спросила Ника, когда он поутих.
– Да, – ответил Филимон, вытирая кулачищем слезящиеся от смеха глаза. – Вы хорошая пара, ты и он. Теперь я вижу, хорошая.
Они посовещались. Уяснив свою задачу, Ника выскользнула из «Гольфа», скатилась по склону там же, где недавно показывал чудеса акробатики Филимон, и отважно полезла в торчащий повсюду, насколько хватало глаз, унылый жесткий кустарник.
Дальнейшее прошло как по маслу. Притаившись среди ветвей, Ника любовалась статной фигурой водителя (если это и впрямь был водитель) до тех пор, пока не заметила, как выбравшийся из зарослей Филимон шмыгнул за кузов фургона, держа в руках предмет, здорово напоминающий булыжник. Потом разделась до пояса, аккуратно сложив на плоском выступе скалы, как на табурете, жилет, свитер и блузку. С ближайшего кривого деревца за ней внимательно наблюдал синий каменный дрозд. «Пожелай мне удачи», – тихо сказала Ника дрозду, поднялась на обочину и, непринужденно помахивая белым кружевным бюстгальтером, модельной походкой двинулась по краю дороги в направлении фургона. Широкоплечий мужчина в короткой «летной» куртке как раз догулял до задних колес фургона и уже начал разворачиваться, чтобы гулять в другую сторону. При виде полуголой блондинки на фоне горного ландшафта он застыл, разинув рот, и этого мгновения Филимону хватило, чтобы выступить из-за фургона и сразить его ударом в висок.
Ника остановилась. Присев на корточки, Филимон осмотрел поверженного врага, коснулся пальцами его горла, встал и одним выразительным жестом объявил об успехе операции.
Губы Ники раздвинулись в холодной улыбке. Если бы она видела себя со стороны, удивилась бы, насколько эта улыбка похожа на улыбку Деметриоса, когда он особенно зол. Кожа ее груди, шеи, спины ощущала движение чистого студеного воздуха, но что она замерзла, сказать было нельзя. Она не замерзла. Ее согревала изнутри лютая, неистовая, неукротимая ярость.
