– Взломали бы замок и пустились в погоню.
– Правильно. Из этого дома на поверхность можно выйти тремя различными путями…
– И попасть в три разные точки наверху?
– Да. Разные дороги ведут в разные точки на склоне священного Парнаса. Вдруг вы случайно выбрали бы верное направление? Деметриос не хотел рисковать. Он рассказал женщине, как добраться туда, где ее встретят… скорее всего, встретят… и отвезут в безопасное место, а сам остался играть с вами в войну.
– Что же это за три точки на склоне Парнаса? Ты можешь нам их показать?
– Конечно, могу, – усмехнулась Иокаста. – Вы желаете обойти их поочередно?
– Нет. – Яворский вздохнул. – Надо выяснить, куда направляется Вероника, и затем либо преследовать ее под землей, либо встречать наверху. Хотя… мы ведь можем разделиться.
– Вы можете, но я не могу. Без меня никто из вас не найдет точек выхода подземных тоннелей на поверхность. – Она выдержала роскошную паузу и закончила с победной улыбкой: – А без Деметриоса никто не пройдет через лабиринт, не рискуя заблудиться или угодить в ловушку.
– В какую еще ловушку? – напрягся Яворский.
– В какую-нибудь. Их в подземелье немало.
– Но Вероника отправилась туда без него.
– Он указал ей правильный путь. Кто может гарантировать, что и вам он укажет правильный? Если вы убедите его идти первым, ему придется обходить ловушки. Но если поверите на слово и сунетесь в лабиринт без проводника, только боги знают, где вы в конце концов окажетесь.
Деметриос слушал с большим интересом. Во-первых: из этого дома на поверхность вели всего два пути, о чем Иокаста отлично знала. Во-вторых: в зимнее время пригодным для той цели, с какой Деметриос отослал Нику прочь, было одно место из двух – небольшой грот среди зарослей над дорогой, которую они с Филимоном окрестили гнездом сойки. Иокаста могла возглавить экспедицию прямо сейчас, но предпочитала морочить Яворскому голову.
Она ни в чем передо мной не виновата, но ты… ты виноват.
Поставить бывшего любовника в такое положение, при котором безопасность соперницы зависела бы только от него… неплохо придумано.
И когда его подхватили под руки и усадили на принесенную из кухни табуретку, так ей и сказал:
– Неплохо, дорогая.
Квадратный наотмашь ударил его по лицу. Подсохшая болячка на правой скуле треснула, по щеке опять заструилась кровь.
– Я могу превратить твою смазливую мордашку в кровавое месиво, – доброжелательно произнес Квадратный.
– Не сомневаюсь.
– Зубы не выбивай, – проворчал Яворский. – Он должен быть в состоянии отвечать на вопросы.
Один из ряженых, подпиравших стены в ожидании распоряжений, подошел и остановился у Деметриоса за спиной.
– С выбитыми зубами он не будет в состоянии отвечать на вопросы, – закивал Квадратный, – с простреленным или сломанным коленом не будет в состоянии вести нас через лабиринт… Может, сразу отпустим его, босс?
– Я плачу тебе не за то, чтобы ты рассказывал мне анекдоты.
– А за то, чтобы я показывал фокусы. Понятно. Разговорить, не травмируя, боевого офицера. Чтобы я показывал фокусы и творил чудеса.
Из внутреннего кармана куртки Яворский извлек алюминиевую тубу, вытряхнул из нее сигару, обрезал каттером запечатанный кончик, чиркнул обычной деревянной спичкой, как положено настоящему гурману, и принялся раскуривать. Наблюдая за плавным вращением кончика сигары в пламени, Деметриос примерно представлял, что будет дальше.
Стоящий позади человек четко и жестко заломил ему руки за спину, так что хрустнули плечевые суставы. Спросил по-русски:
– Нравится?
– Да, ты молодец, – после короткой паузы отозвался Деметриос.
Яворский слегка подул на кончик сигары и, убедившись, что она горит равномерно, поднес к его лицу.
– Посмотрим, понравится ли тебе это…
Сигара ужалила в челюсть с левой стороны. Затем чуть выше, в щеку около уха. Деметриос резко выдохнул сквозь сжатые зубы, закрыл глаза, открыл и уставился на Яворского с такой холодной яростью, что тот покрылся мурашками с головы до ног. Разозлившись на себя за эту позорную реакцию от беззащитного и все-таки умудрившегося унизить его человека, он наотмашь ударил его по лицу.
От удара Деметриоса мотнуло. Это движение отозвалось сильнейшей болью в вывернутых плечах. Перетерпев ее, он осторожно потянул носом, из которого сочилась кровь, провел языком по разбитой нижней губе и вновь устремил взгляд на холеного блондина с аккуратными усиками, чуть было не ставшего мужем Вероники.
– Да, ты этому обучен, – с неохотой признал Яворский. – Не опускать голову. Смотреть в глаза палачам.
Повернулся к невозмутимо созерцающей сцену расправы Иокасте.
– Как думаешь, она еще не добралась до места?
– Трудно сказать. Я не знаю, насколько извилисты пути, проложенные под землей.
– По логике вещей, подземный путь должен занимать меньше времени, чем наземный. Тем более в такую погоду.
– По логике вещей – да.
– Будь ты на моем месте, жрица, каким путем повела бы своих людей?
– Я повела бы через подземный лабиринт, – все так же спокойно ответила Иокаста. – Но для этого тебе нужен Деметриос. Способный ходить и говорить, как справедливо заметил твой человек.
Длинным смуглым пальцем, украшенным массивным кольцом из серебра с рубином, она указала на Квадратного.
– Неужели ты не обучена обходить ловушки? Ты принадлежишь к жреческому сословию…
– Да, принадлежу. Но я – женщина из свиты бога, одна из тех, что сопровождают его на земле. А Деметриос – мужчина, один из тех, что сходят под землю, подобно самому богу, и невредимыми возвращаются назад.
– Я не совсем понял. Ты не умеешь ходить по лабиринту или не имеешь права по нему ходить?
– Я не умею ходить по лабиринту, – без запинки солгала Иокаста, глядя Яворскому прямо в глаза. – Мне просто известно о его существовании.
– Кто же умеет? Кроме Стефанидеса.
– Жрецы Аполлона, жрецы Диониса и трое «чистых». Мужчины.
– Подобно самому богу, – повторил с отвращением Яворский, разглядывая обожженное, окровавленное лицо Деметриоса. – Ты производишь впечатление разумной женщины, жрица. И веришь во все эти… – он поискал слово, – абсолютно иррациональные вещи? Ну, допустим. Тогда почему же ваш бог не явил себя в силе и славе, так сказать, и не избавил своего верного слугу от мучений?
Иокаста тоже посмотрела на «верного слугу». Знакомое до мельчайшей черточки лицо, искаженное гримасой боли. Темные волосы, прилипшие к мокрому от пота лбу. Но этот непреклонный взгляд!
– Страдающие и умирающие боги никого не избавляют ни от страданий, ни от смерти. Они даруют новую жизнь…
