Одна из стен отъехала назад, и через образовавшийся проем в бетонный бокс друг за другом проникли Андреас Галани, Иокаста и те же самые дамочки, которые привели его сюда. Дамочки были мрачнее тучи. Андреас улыбался до ушей. Иокаста не скрывала любопытства. От Деметриоса не ускользнул быстрый взгляд, который она бросила украдкой на мертвеца. У нее даже рот приоткрылся, мелькнули влажные белые зубки.
Никогда еще он не видел ее такой красивой. Высоко подобранные темные волосы, затянутая в черную кожу стройная фигура: узкие брюки и приталенный жилет. Под жилетом – белая шелковая блузка с маленьким кружевным воротничком. Очень скромно и невообразимо сексуально.
– Браво, дорогой мой! Браво! – Галани устремился к нему с таким видом, точно собирался заключить в объятия, и Деметриос машинально сделал шаг назад. – Я в вас ни минуты не сомневался!
Зря он так решительно пошел на сближение. Предостерегающе сверкнув глазами, Деметриос стал в стойку. Нож он сжимал в левой руке.
– Вы левша? – тихо спросил Галани, останавливаясь на всем скаку и глядя теперь уже не на лицо его, а на нож.
Деметриос не ответил. Его еще не отпустило, мышцы оставались эластичными, кровь – горячей. Он был спокоен, собран и готов к поединку хоть с хозяином дома, хоть с хозяином преисподней. Устал заметно, да. Но был готов.
Держась на расстоянии, Галани внимательно разглядывал его, как будто видел впервые.
– Да, вы умеете убивать. – Голос, упавший до шепота. – Меня вы тоже смогли бы убить? Знаю, смогли бы… Деметриос! Деметриос!
Этот призыв заставил Деметриоса улыбнуться.
«Авессалом! Авессалом!»
– Мы не враги, поверьте, – взывал Галани. – Напротив, мы здесь, чтобы предложить вам стать одним из нас.
На лице его появилось странное и неуместное, почти умоляющее выражение.
– Вы нужны нам, Деметриос, – добавила Иокаста.
Деметриос разжал губы.
– Кому это «нам»? Кто вы такие?
Иокаста посмотрела на Галани, точно испрашивая разрешения, и тот молча кивнул.
– Помните наш разговор в саду? – Медленно и осторожно она сделала шаг вперед. Потом еще шаг. Так приближаются к хищному зверю или к человеку, который внезапно сошел с ума. – Вы сказали, что верите в бога, но что это за бог, не знаете.
– Да, помню.
– Сего-то, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам…
[3]
Деметриос уставился на нее широко раскрытыми глазами. Цитата поразила его, потому что он отлично знал откуда она.
– Это сказано про Христа.
– Это сказано, – подойдя вплотную, Иокаста бесстрашно взяла его за правую руку, – про того бога, в которого верите вы, про того, в которого верим мы, и про того, в которого верил апостол Павел. Это один и тот же бог.
Они стояли так близко друг к другу, что Деметриос чувствовал запах ее кожи, слышал биение пульса. Незнакомая, но уже не чужая… Выбившаяся из прически прядь волос извивалась вдоль щеки тонкой черной змейкой. Фиолетовая темень глаз затягивала, как трясина. С трудом он заставил себя вынырнуть из этих волшебных глубин и посмотреть на нож.
– Да, – кивнула Иокаста. – И этот тоже.
Лик бога, попирающего ногами земной шар, казался непроницаемо-жутким. Но чем больше Деметриос смотрел на него, тем явственнее смягчались вырезанные из красного дерева черты. В них проступили сочувствие, лукавство… Пора принимать решение.
Сжав пальцы на рукоятке ножа, он поднял голову. Пять женщин и мужчина выжидательно смотрели на него, заряжая воздух невысказанными мыслями и невыраженными эмоциями. Деметриос поймал себя на том, что вполне серьезно ждет, когда засверкают молнии. Он слегка вздохнул.
– Вернитесь домой, Деметриос, – почти беззвучно произнесла Иокаста. – Продолжите дело ваших предков.
Молния все-таки сверкнула, когда Деметриос ответил:
– Я согласен.
Все женщины, включая Иокасту, низко поклонились.
Приложив руку к груди, Андреас Галани прочувствованно заговорил:
– Спасибо, друг мой. Спасибо. Возможно, вам показалось, что мы несколько превысили пределы допустимого…
Деметриос посмотрел на то место, где лежал труп. Его уже убрали. Убрали обоих – и убитого, и раненого. На бетонном полу глянцевито поблескивала кровавая лужа.
– Я убил вашего человека.
Галани кивнул.
– Мы надеялись, что вы его убьете. Ваша гибель расстроила бы нас.
Расстроила бы ваши планы.
Он собирался задать еще пару вопросов, но передумал. Какая разница, кем был человек, которого сегодня принесли в жертву? Если это религиозная секта – в чем Деметриос уже не сомневался, – жертвой в любой момент мог стать кто угодно.
Почему он принял их предложение? Доверия они у него не вызывали, уважения тоже. Но все эти разговоры о предках… Он действительно хотел вернуться домой, вот в чем дело. Вернуться домой.
Должно быть, под действием воспоминаний выражение его глаз изменилось, или он просто слишком долго смотрел в одну точку – так или иначе, Иокаста встала, обошла стол и, грациозно наклонившись, поцеловала Деметриоса в висок.
– Я давно хотела спросить тебя…
– Да?
– Что ты чувствуешь, когда убиваешь?
Он покачал головой:
– Ничего.
– Совсем ничего? Я не о страхах и не о сожалениях.
– Понимаю. – Впервые Деметриос подумал о том, что идея привезти сюда Веронику, возможно, была не самой лучшей из всех, родившихся у него в тот день. – Но я действительно ничего не чувствую. И рождение, и смерть – все это… я никогда не видел особой разницы. – Он пожал плечами. – Что такое сознание? Отражение реальности. Реальность просто есть, независимо от того, сколько зеркал ее отражает. Впрочем, сказал же один умный человек, что сумма всех сознаний равна единице.
Пришел черед Иокасты покачать головой.
– Я ничего не поняла.
– Вернемся к этому позже, ладно? А сейчас… – Взгляд его был прикован к жемчужному колье, мерцающему на смуглой коже. – Пойдем в постель.
9
Еще в студенческие годы, начав принимать ухаживания мужчин, Ника сделала забавное открытие. Мужчина, с которым она не могла в любое время поболтать о чем угодно, как сексуальный партнер интереса для нее не представлял. Напротив, мужчина, который охотно говорил с ней на любые темы и с готовностью слушал, имел все шансы стать героем ее романа. Пропуском в постель служило красноречие.
При таком положении вещей стоит ли удивляться, что в один сентябрьский полдень, карабкаясь вслед за Деметриосом по каменистой тропе, ведущей к стадиону, расположенному выше по склону, почти над храмом Аполлона, она почувствовала себя влюбленной по уши. Да, в буквальном смысле слова! Уши желали слышать его, глаза желали видеть, тело желало прижиматься, несмотря на жару. При этом Ника хорошо помнила, что в день знакомства он вызвал у нее активную неприязнь. Быть может, уже тогда она подсознательно боялась влюбиться.
