Но в этом году Ли Сюэлянь больше не собиралась жаловаться. Это произошло вовсе не из-за отчаяния, не из-за испуга перед чиновниками и не из-за того, что все двадцать лет ей никто не верил и она пала духом. в мире был человек, который ей верил, но теперь его не стало, однако человеком его назвать все-таки нельзя, поскольку речь тут идет о корове. Двадцать один год назад эта корова была телочкой, которую родила прежняя корова Ли Сюэлянь. и когда двадцать один год тому назад Ли Сюэлянь обсуждала с Цинь Юйхэ дело о фиктивном разводе, их разговор состоялся в коровнике. в это время в стойле находились корова и телочка, которая как раз мостилась под выменем своей матери. Кроме этих двух коров, не было в мире других существ, которые бы стали свидетелями их разговора о разводе. Именно это оставило лазейку для Цинь Юйхэ: спустя полгода сошелся с другой женщиной и, выдав фиктивный развод с Ли Сюэлянь за настоящий, женился. Разговор без свидетелей стал причиной того, что все двадцать лет Ли Сюэлянь ничего не могла доказать. Десять лет назад Ли Сюэлянь, видя безрезультатность своих ежегодных попыток, едва не сошла с ума. при встрече она начинала нести такую околесицу, что все вокруг стали поговаривать о ее проблемах с рассудком. Ее дочери на тот момент исполнилось десять лет, она тоже думала, что Ли Сюэлянь сошла с ума, а потому опасалась спать с ней под одной крышей и на ночь уходила к соседям. Да и сама Ли Сюэлянь чувствовала, что с ней творится неладное: днем она при общении с другими изображала беззаботность, а по вечерам приходила в коровник и начинала обучать свою корову разговаривать. Она надеялась, что однажды корова заговорит и тогда поможет ей оправдаться. Но как корова могла заговорить? Наступил день, когда старая корова умерла, оставив после себя телочку, которой на тот момент исполнилось одиннадцать лет, то есть на год больше, чем дочери Ли Сюэлянь. Десять лет для коровы — это уже зрелый возраст, и, поняв, что ее мать умерла, молодая корова пустила слезу. Ли Сюэлянь подошла к ней и ткнула ногой:
— Как твоя мать умерла, так ты плачешь, а то, что я со своим горем уже десять лет мыкаюсь, так никому до этого и дела нет. Ну, каково?
Корова в ответ на это подняла свою морду и посмотрела прямо на Ли Сюэлянь, а та продолжала:
— Пусть ты говорить не можешь, но ведь можешь хотя бы кивать или мотать головой? Одиннадцать лет назад, когда мы обсуждали развод, ты тоже была здесь. а ну скажи, взаправду мы тогда решили развестись или нет?
И тут, вопреки ожиданиям, корова мотнула головой. Ли Сюэлянь ринулась к ней, притянула к себе и заголосила:
— Деточка ты моя, ну наконец-то нашелся хоть кто-то в этом мире, кто может мне поверить.
На плач Ли Сюэлянь прибежали соседи, которые подумали, что у Ли Сюэлянь очередной припадок на нервной почве. Разобравшись в ситуации, они решили, что она просто убивается по умершей корове. Дождавшись, когда народ разойдется, Ли Сюэлянь снова обратилась к молодой корове:
— А ну-ка, дай мне знать, стоит мне подавать эти жалобы или нет?
Корова утвердительно кивнула. Это подвигло Ли Сюэлянь на новые подвиги в ее судебном разбирательстве. Она едва уже не сошла с ума, а тут вдруг словно прозрела. Прошло еще десять лет, и этой корове тоже исполнился двадцать один год, был недалек тот час, когда и она должна была умереть. Перед самой своей смертью она пристально посмотрела на Ли Сюэлянь. Та обеспокоенно похлопала ее по спине:
— Деточка моя, только не помирай. Ведь если ты умрешь, в этом мире не останется никого, кто сможет мне поверить.
Корова пустила слезу, а Ли Сюэлянь поспешила ее спросить:
— Прежде, чем ты умрешь, скажи мне, стоит мне и дальше жаловаться?
Корова замотала головой, потом несколько раз вздохнула и закрыла глаза. Ли Сюэлянь припала к ней и горько зарыдала:
— Вот скотиняка, даже ты не веришь, что я смогу выиграть это дело! Вот и не осталось никого, кто бы мне поверил. к чему теперь вообще жаловаться!
Народ в деревне своих умерших коров продавал на сельскую скотобойню. Ли Сюэлянь за десять лет потеряла двух коров, но ни одну из них не продала, а похоронила на речной отмели, да так, что могилы коровы-матери и коровы-дочери оказались еще и рядом. Когда корова, помотав головой, умерла, Ли Сюэлянь решила, что пора ей послушаться совета и с этого года больше не жаловаться. Сказать по правде, она не то чтобы целиком доверилась корове: двадцать лет ежегодных жалоб вконец измотали Ли Сюэлянь, и не столько физически, сколько душевно. Похоронив корову, она словно закопала вместе с ней свое измученное сердце. Но когда она рассказала про корову мэру Ма Вэньбиню и его свите, то ей не поверили, решив, что она не просто их обманывает, но еще и издевается, насмехается над ними, пытаясь разозлить. а что до председателя суда Ван Гундао, так его она уже практически довела до белого каления. Между тем Ли Сюэлянь нисколечко не издевалась, она считала, что если в ее говорящую корову не поверят мэр, сельский староста и председатель суда, то кто тогда вообще ей поверит? Ли Сюэлянь сердилась, что в целом мире среди множества людей не было никого, кто мог бы ей поверить. Получалось, что все они в этом смысле уступали корове?
Однако решение Ли Сюэлянь о прекращении жалоб нельзя полностью отнести на счет коровы. Гораздо весомее для нее оказался разговор с ее одноклассником Чжао Большеголовым. Двадцать лет назад Чжао Большеголовый работал поваром в представительстве их провинции в Пекине. в свой первый приезд в Пекин Ли Сюэлянь нашла пристанище у Чжао. в тот раз ей удалось прорваться в Дом народных собраний, что придало делу политическую окраску. По идее, к ответственности тогда нужно было привлечь и Чжао Большеголового, но поскольку на стороне Ли Сюэлянь оказались первые лица страны, то после этого инцидента все внимание сосредоточилось лишь на местных чиновниках, которые вели судебную тяжбу Ли Сюэлянь, саму же ее трогать никто не осмеливался. Соответственно, и Чжао Большеголовый еще восемнадцать лет спокойно проработал поваром в Пекине. в пятьдесят он вышел на пенсию и вернулся в родные места, иногда он еще подрабатывал в уездном центре в ресторане «Удача». Жена Чжао Большеголового в позапрошлом году умерла от рака груди, сын женился и жил отдельно, так что Чжао остался совсем один. Частенько он садился на свой велосипед и ехал проведать Ли Сюэлянь. на второй день после того, как у Ли Сюэлянь умерла корова, Чжао тоже приехал к ней в гости. Усевшись во дворе под финиковой пальмой, они завели разговор, и Ли Сюэлянь, рассказав про корову, спросила Чжао:
— Ты веришь, что моя корова умела разговаривать?
Чжао Большеголовый, который не мог в это поверить, стал ее убеждать:
— Я знаю, сколько обид у тебя накопилось, но не нужно напрасно себя обманывать.
Ли Сюэлянь бросила на него укоряющий взгляд:
— Так и знала, что ты не поверишь. Тогда спрошу по-другому: веришь, что в этом году я не буду больше жаловаться?
Такое неожиданное решение за двадцать лет постоянных жалоб, естественно, удивило Чжао Большеголового. Просидев какое-то время молча, он задал ей точно такой же вопрос, какой она уже слышала от председателя суда и сельского старосты:
