— Чужие лица иногда так похожи на лица тех, кого я знала или встречала, — сказала я. — Из-за этого я больше думаю о том, кого я когда-то видела, чем о том, кого вижу в эту минуту. Если воспоминание приятно, я и держусь соответственно. Иногда это бывает кстати, вот как на границе.
— Кофе остыл. Плесни мне немного горячего, — попросила Фрида.
Мотор гудел утробным басом. Подъем оказался нелегким испытанием для коробки передач. Колеса монотонно постукивали по швам бетонного покрытия. Что-то было не так с трейлером справа от нас. Он плевался серым дымом и страшно рычал. Ландшафт справа неожиданно заволокло белым туманом. Словно где-то за горизонтом закипел, переливаясь через край, огромный котел.
— Он напомнил тебе отца твоего ребенка, каким тот был в свое время? — вдруг спросила она.
— Да, у него такой же рот. Этот чех… да, рот тот же, — сказала я. — Меня поразило, что он нисколько не изменился, хотя и стал старше. Несколько мгновений я была даже уверена, что это он.
— Почему ты порвала с ним?
— Боялась, что не выдержу. Он ждал от меня чего-то, чего я не могла ему дать. Очень было тяжело.
Дорога устала от подъемов на холмы, и теперь мы катили по ровному месту. Спидометр показывал сто сорок километров.
— А ты? Чего ждала ты… чего он не мог тебе дать?
— Мне хотелось, чтобы он дал мне все, чего мне недоставало, — призналась я.
— Другими словами, все или ничего? И ты выбрала ничего?
— После грузовика осталось только ничего.
— Как он к этому отнесся? — спросила она.
— Не знаю.
— Ты не поинтересовалась? Но ты могла бы это заметить.
— В то время… я перестала владеть языком. Была уверена, что не способна выразить даже самую простую мысль.
— Из-за этого у тебя до сих пор иногда встречаются казенные фразы? Из-за того, что ты не доверяешь своему языку?
Она хотела лишь безобидно пошутить, но я обиделась. Ведь я только что доверила ей то, чего не знал ни один человек.
— Ты никогда не говорила ему, что любишь его? Хотела, чтобы он сам разобрался в твоих чувствах? Да? — продолжала она, словно не заметила, что я замкнулась.
— Примерно так, — призналась я.
Пошел снег. Мышцы моего живота протестовали уже много километров, но Фрида не сбавляла скорости. Вскоре мимо нас в густом снегу промелькнул дорожный знак, кажется, на нем было написано — Теплице. Потом немного посветлело и вынырнула грубо состряпанная вывеска ночного клуба. В одном месте я прочитала желанное слово Эдем, заключенное в облезлое сердце, в другом — над разбитыми окнами в металлических рамах было написано Касабланка. Вывеска с надписью Кэмл, сделанная в духе ковбойских фильмов, лавки со скучными вещами из пластика на одиноких полках, выцветшие рождественские ниссе и фигурки героя фильма «Инопланетянин», которые были в продаже уже не меньше десяти лет. Покупателей нигде не было видно.
— Скажешь его имя?
— Зачем? Ведь это было уже очень давно…
— Затем, что, по-моему, это для тебя важно.
Появились обветшалые доходные дома, некоторые с разбитыми окнами. Они рядами стояли вдоль шоссе. Очевидно, заброшенные и необитаемые, но кое-где, словно тени, мелькали признаки человеческой жизни.
— Стейнар… — неохотно сказала я. Это прозвучало очень отчетливо. — Его звали Стейнар!
Я оказалась не готовой к этому. Такого у меня и в мыслях не было. Но они вынырнули словно брошенные фарфоровые куклы, почти без одежды. У первой были белые трусы и голые бедра. Тонкие голени болтались в слишком широких голенищах белых ковбойских сапог на высоком каблуке. Несмотря на такое странное зрелище, я представила себе Долли Дакк в ее башмаках, изображенных во всех комиксах. Кукольные груди этих девочек были вздернуты до самой шеи, и розовые кружевные блузки трепыхались на ветру, как паруса у потерпевших крушение судов. Тонкие синеватые руки торчали в стороны, точно стальные спицы в незаконченном вязании.
Сперва я не поверила своим глазам. Эти девочки в снегу вдоль дороги не могли быть настоящими! Их было столько, что я не могла их сосчитать. Замерзшие, полуголые, с гротескно накрашенными лицами. Большинство толклись возле пунктов обмена валюты с большими окнами, выходящими на шоссе, и припаркованных рядом трейлеров и легковых автомобилей. В пунктах за стеклом сидели те, кто был в состоянии купить себе место в этой теплой витрине. Большинство из них еще не достигло возраста, когда наступает уголовная ответственность. Некоторые сидели в одном белье, только что не голые. На голове каждой куклы в разных местах была намалевана кроваво-красная щель. Если забыть о географическом положении этой щели на голове куклы, ее можно было принять за рот или гениталии. Впрочем, тем, кто останавливался, это было безразлично. Белые, обесцвеченные волосы у большинства кукол были уложены в затейливые прически.
Мы проехали через городок, где между собором и банком, кондитерской и школой ходили толпы этих куколок-шлюх. Они протягивали к нам синие, замерзшие руки и делали гримасы, которые должны были означать манящие улыбки, пока не понимали, что обманулись видом нашего «мужского» автомобиля с «кенгурятником» впереди.
В одном месте старая женщина с ручной тележкой собиралась перейти шоссе, чтобы попасть на рынок. Она не удостоила взглядом ни нас, ни этих девочек-шлюх. Только стерла с лица мокрый снег, дожидаясь, когда поток автомобилей даст ей возможность перейти дорогу.
Машина впереди нас остановилась, пропуская старуху, и это позволило стайке молодых страдалиц броситься к ней и буквально лечь грудью на капот. Водитель съехал на обочину и остановился. Нахлынувшая тошнота сковала меня.
— Ради Бога, черт бы тебя побрал! — прошипела Фрида сквозь зубы. — Ради Бога! Купи их. Дай им денег, пока они не замерзли насмерть, так и не достигнув совершеннолетия!
Три девочки с глазами древних старух, у которых наверняка были разорваны гениталии, наклонились к нашему автомобилю, когда мы затормозили, пропуская любителя шлюх на парковку. Одна из них положила руку на стекло и ойкнула, обнаружив, что мы женщины. По лицу у нее был размазан грим. Или грязь? А может, и то и другое? Глаза у нее были, как у наркоманки. Или то была просто апатия? Они походили на кончики погасшей сигары и словно принадлежали мертвецу или роботу. Кукла Барби, которую хозяйка швырнула в канаву, даже не потрудившись одеть. Но волосы этой Барби были безупречно уложены, как у американской блондинки 80-х годов.
Вместо того, чтобы бросить им имевшиеся у меня немецкие деньги, я, как идиотка, начала реветь. Два трейлера и две легковые машины с немецкими номерами были припаркованы у одного из киосков, который показывал почти голых девочек, сидящих на стульях. Пока дорога не освободилась, я успела увидеть, как одна из них встала, чтобы идти на работу. Та, что заглядывала к нам, влезла в ближайший трейлер. Поднимаясь по ступенькам в кабину, она, экономя время, расстегнула блузку и обнажила грудь.
