Но тетя Офелия прошипела ей: «Прекрати! Пьер Казимир с его дядей в таком же положении, как и все мы. Так что ему лучше не кривить носом».
Таким образом, Командор огласил свой «ультиматум»: он не собирается перещеголять их в подлости, сказал он, вышвыривая их на улицу без предупреждения, тем более перед самым Рождеством, как маленькую продавщицу спичек Андерсена (тут он подмигнул Дзелии). Его устроит, если они переедут к Епифании
[14]
, когда он вернется со своей женой из свадебного путешествия. При этих словах все еще более напряглись, а Сильвана так вообще подскочила на стуле, но не осмелилась произнести ни слова. «Этого времени вам хватит, чтобы найти другую квартиру, – великодушным тоном добавил он. – Можете забрать с собой вашу мебель, картины, прислугу». Они могли даже сохранить все деньги, которые успели тайком положить в банк на свое имя. «Лишь бы вы больше не надоедали мне ни в театре Масканьи, ни на Монастырской улице».
Никто не возражал и не жаловался. Дед поднялся в полнейшем спокойствии и сказал:
– Пойду-ка я подремлю. – Уже у самой двери он оглянулся и добавил: – Как вы уже поняли, двадцать девятого декабря я женюсь. На свадьбу не приглашен никто из вас, кроме двух малышек.
Как только он закрыл за собою дверь, Сильвана тут же набросилась на нас:
– Что, теперь вы довольны, жалкие предательницы, лгуньи, нахалки? Плохо вы все подрасчитали! Он лишил наследства вас тоже, так же как и всех нас.
Взрослые ничего не говорили, но смотрели на нас так, словно желали на месте свернуть нам шею. (Кроме мамы. Она уже отчитала нас вчера вечером и сейчас словно парила над всем происходящим с этой ее загадочной улыбкой, которая начинала действовать мне на нервы.)
Ой, Тереза, у меня уже болит рука, почти закончились чернила и нужно покупать новую чернильницу, чтобы описать все как следует.
Давай сделаем так: я пойду сейчас погуляю с Приской по городу, особенно мне хочется посмотреть в последний раз на витрины «Детского рая». Помнишь костюм индейцев? Я и так уже потеряла всякую надежду получить его в подарок на Рождество. И теперь подумала, что если никто его не заказал, то я могла бы купить его на свои деньги. Правда, здорово? И еще я хочу купить подарок Галинуче. И, конечно же, Дзелии. И… и еще многим, но не стану их перечислять, чтобы не надоесть тебе длинным списком.
После ужина я закончу это письмо. Все равно нам нужно будет дождаться полуночи, потому что Форика возьмет нас собой на рождественскую службу в собор. Она сказала, что семейные ссоры нужно отбросить в сторону – ведь мы тоже христианки и не можем пропустить рождественскую мессу. И что нам даже будет полезно немного успокоиться после всего случившегося под возвышенную музыку органа.
Так что до свидания, до вечера. Вот увидишь, вторая часть будет еще интереснее, чем первая!
Глава восьмая,
в которой мы присутствуем при мести Командора. Часть вторая
9.30 вечера (в ожидании полуночи)
Знаешь, Тереза,
здорово все-таки зайти в магазин и сказать: «Я беру это и это…», не мучаясь подсчетами, хватит ли тебе денег, потому что у тебя их полный мешок.
Но немного меня это смутило. Надеюсь, мы с Дзелией не станем вести себя так, как та мать семейства в фильме «Кто-нибудь видел мою девчонку?», помнишь, с Роком Хадсоном? Он там играет бедного жениха, а потом его семья получает сто тысяч долларов от бывшего поклонника умершей уже бабки и мать меняется, становится жадной зазнайкой, еще хуже даже, чем Звева Лопес дель Рио?
Как бы то ни было, я обещала тебе продолжить рассказ о мести Командора.
Он отправился спать, а мы остались в столовой, где взрослые пили кофе. (В последний раз у нас в квартире, только представь себе!) Хорошо хоть, они немного успокоились и стали рассуждать о том, куда им теперь переехать, выгоднее ли купить квартиру или взять ее в аренду, и в каком лучше районе… и все такое.
Мне кажется, что уже вчера, когда они узнали о возвращении Командора, все ожидали от него какого-нибудь ужасного наказания и уже были к этому готовы, но, увидев, как он спокоен, решили, что, может, все обойдется и они смогут жить так же, как раньше.
Мама молчала и все перемешивала сахар в кофейной чашке, словно тот никак не растворялся.
Все (в том числе и мы с Дзелией) думали, что она страшно растеряна, потому что в отличие от остальных она не смогла отложить ни гроша за то короткое время, как мы появились в Серрате, и снимать или покупать квартиру было для нас одинаково недосягаемым. Наконец дядя Туллио сочувственным голосом спросил:
– А у тебя, Астрид, какие планы? Как ты думаешь теперь жить?
И тетя Офелия:
– Наверное, раз твои соплячки вытащили его из клиники, старик будет хоть немного вам благодарен. Может, он даст тебе место билетерши в «Афине» или каком другом зале…
– Или место швеи в ателье Масканьи – ведь там как раз освободилось одно, – ехидно добавила Сильвана, слезы которой давно высохли.
Тогда мама улыбнулась им самой надменной из улыбок Астрид Мартинец-Серра-Таверна и спокойно ответила:
– Спасибо, что вы все так обо мне печетесь, но, к счастью, подобные заботы передо мной не стоят. В день Епифании я уже буду в Буэнос-Айресе. Сразу после Рождества я уезжаю в Аргентину, к моему супругу.
Можешь себе представить, Тереза, реакцию всех присутствующих! У нас буквально открылся рот от изумления. Так вот о чем говорили эти письма! Манфреди организовывал для нас путешествие через океан! Во всяком случае, так подумали мы с Дзелией в это мгновение: «наше» путешествие. Я чуть не умерла на месте. Снова уезжать, сейчас, когда мы только привыкли к Серрате! Снова менять дом, школу, подруг… В новой далекой стране. Клянусь тебе, в тот момент мне казалось, что на меня пало какое-то проклятье: чемоданы, вечно чемоданы, долгое путешествие на корабле, постоянная тошнота и рвота… И жить снова с этим прохвостом Манфреди! Кто знает, чем он там занимается? И почему до сих пор не в тюрьме?
Дзелия тоже нисколько не обрадовалась и немедленно запротестовала:
– Я не хочу в Аргентину, я хочу жить в Серрате! Я не хочу уезжать! Тем более в середине учебного года! И я не знаю аргентинского!
– В Аргентине говорят по-испански, глупышка, – рассмеялась мама. – Этот язык очень похож на тот диалект, на котором говорят у Галинучи в деревне.
– Ну и что, испанского я тоже не знаю, – упрямо возразила Дзелия. Тут на нее вдруг нашло озарение: – А Галинуча? Она тоже поедет в Буэнос-Айрес?
