– Ты очень изменилась с тех пор, как я видел тебя в последний раз, – несколько более миролюбиво проговорил старик. – Ты меня помнишь?
Диана отрицательно помотала головой. Она не хотела признаться, что, когда всмотрелась ему в лицо и услышала его громовой голос, из глубины ее памяти начали вдруг всплывать различные образы: ее щека, прижавшаяся к шершавому пальто деда на похоронах папы; прогулка на лодке, когда она сидела у него на коленях и он давал ей подержать штурвал; как она упала с лестницы в большом, похожем на старинный замок, доме, и кровь, и боль от дезинфицирующего средства, и голос деда, который успокаивал ее: «Ничего, это всего лишь царапина, вот сейчас я наклею тебе пластырь, и все пройдет».
Но несмотря на это она лишь снова молча помотала головой. Ведь Командор наверняка решил бы, что она лишь подлизывается к нему, чтобы разжалобить, а этого Диана не могла допустить ни за что на свете.
От напряжения у нее ужасно заболела голова. Она устала и хотела лишь вернуться к себе в комнату, в гостиницу, хоть и предполагала, что встреча с мамой не обещает ей ничего хорошего.
Словно прочитав ее мысли, старик отодвинул стул и поднялся.
– Послушай-ка меня хорошенько, Диана Серра, – начал он, меряя кабинет широкими шагами, – а то я и так уже потерял кучу времени на эти глупости. Запомни все, что я тебе скажу, и передай до последнего слова твоей матери, раз уж она выбрала тебя в качестве посла.
Глава девятая,
в которой Тереза получает второе письмо
Серрата, отель «Лолли»
3 СЕНТЯБРЯ, 7 часов вечера
Дорогая Тереза,
чтобы написать тебе, мне пришлось выбраться на балкон нашей комнаты. Хорошо, что здесь хоть есть маленький железный столик – потому что мама в номере так рыдает, что у меня звенит в голове.
Когда я передала ей ответ Командора, я знала, что она не обрадуется. Но я даже представить себе не могла, что она расстроится даже еще больше, чем когда пришло письмо от Манфреди из Германии, бросится на кровать и начнет бить кулаками в подушки, крича во весь голос: «Никогда! Он не может этого требовать! Я никогда на это не пойду!»
Еще она кричала, что Командор хуже дьявола, что все эти годы он, как паук в своей сети, лишь поджидал удобного момента, чтобы отомстить ей. И что она скорее умрет, чем примет его предложение.
И слава богу. Я бы этого не пережила, и Дзелия тоже.
Представляешь, что потребовал от нее этот старый скряга? Чтобы мы оставили Лоссай и переехали жить сюда, в Серрату, в его дом.
Мама сказала мне, что в своем письме она сделал ему очень разумное предложение. Она подсчитала наши минимальные затраты, если мы снимем другую квартиру, немного меньше и скромнее, чем та, где живем сейчас, уволим Аурелию и оставим лишь Галинучу. И предложила ему посылать нам каждый месяц деньги, или, если он захочет, давать их сразу на весь год, обещая ему, что она позаботится, чтобы нам их хватило, и что больше мы не будем его беспокоить.
Но он разорвал письмо и расхохотался, только не весело, а злобно, знаешь, как это бывает в кино, говоря при этом, что он ее предупреждал (в смысле маму), когда она выходила замуж за Манфреди. Он сказал ей, помнишь, я тебе писала в прошлом письме: «Когда ты окажешься в беде, не приходи ко мне плакать и просить о помощи! Я не дам тебе ни гроша!»
И еще он говорил о ней ужасные вещи. Что она «проклятая ханжа» (я точно не знаю, что такое «ханжа», но уверена, что это оскорбление), что она вышла замуж за папу лишь из-за денег. Аурелия тоже это говорила, но я им не верю. Иначе зачем же ей было так убиваться после его смерти, что она даже не хотела видеть маленькую Дзелию в колыбели?
Дед дошел до того, что сказал, будто мама лентяйка, потому что она и не подумала искать себе работу, и что она просто авантюристка. Тут уж я не удержалась: «Это значит, что вы никогда не ходите в кино, – сказала я ему. – Авантюристы совсем другие». Тогда он снова расхохотался и ответил, что в кино он ходит чуть ли не каждый день, ведь все кинотеатры в Серрате его. И что я тоже смогу ходить в кино, когда захочу, потому что он велит билетершам пропускать меня без билета.
Я его сначала не поняла, потому что он пока еще не говорил о том, что потребует у мамы переехать сюда, в Серрату, и подумала, не может же он отдавать приказы билетершам из другого города.
Тогда он объяснил мне свои намерения. Он сказал, что не имеет ни малейшего желания содержать нас всю жизнь в Лоссае, где мама сможет тратить его деньги как угодно, еще и потому, что уверен, что как только ей представится возможность, мама или снова пошлет деньги Манфреди, или позволит профинькать их какому-нибудь другому мошеннику. То есть не именно «профинькать все за раз», а потихоньку красть, это тоже всегда повторяла Аурелия.
Командор говорит, что единственно разумная вещь – это переехать жить к нему, поскольку дом у него большой (помнишь, та псевдосредневековая вилла дурного вкуса?). И что он будет оплачивать все наши расходы: на одежду, учебники и на все остальное, включая и мамины траты. Но что в руки ей он не даст ни копейки, и это будет ей уроком. Пусть она каждый раз унижается, когда ей что-то нужно, даже купить пару чулок, потому что до сих пор она показала себя никудышней управительницей.
А когда я ответила ему, что мама никогда на это не согласится, знаешь, что он ответил? Это ужасно, Тереза, я сама не сразу поверила… Такое мне даже в голову не могло прийти. Он сказал, что мама может поступать, как хочет, она не обязана соглашаться на его условия, она даже может отправляться к своему Манфреди, если хочет (это уж совсем подло с его стороны, я ведь объяснила, что мы не знаем, где он), но что мы обе, Дзелия и я, носим фамилию Серра, а не Мартинец, и что мы должны остаться с ним, с мамой или без нее. Ты только представляешь? Он говорит, что защитить нас от маминого безумия его долг и что он не позволит ей втянуть нас в какие-то новые авантюры. Да какие там авантюры, ведь мы всегда жили в Лоссае и жизнь у нас была скучнее некуда?
Еще он сказал, что теперь будет нашим опекуном и что если мама с этим не согласна, то он обратится в трибунал. Тут уж я совсем ничего не понимаю, ведь мама тоже говорила, что обратится в суд, чтобы заставить его дать нам денег. Так кто же из них прав?
Нет, ты только подумай, если мама вдруг и впрямь согласится оставить нас здесь? Одни, с этим грубым и невоспитанным скрягой, который наверняка будет одевать нас в обноски и держать впроголодь… Единственная положительная вещь – я смогла бы ходить бесплатно в кино. Хотя кто знает, может, это он и наврал, чтобы перетянуть меня на свою сторону.
В общем, в заключение он сказал: «Передай своей матери, что мое предложение не подразумевает споров или изменений. Я принял решение, и оно неизменно. Или она соглашается, или нет».
