Заслышав, как в замке поворачивается ключ дяди Казимиро, она снова принялась всхлипывать и собралась было снова разыграть трагедию, теперь уже за обеденным столом.
Но дядя Леопольдо лишил ее возможности застать Казимиро врасплох.
— Сегодня утром Элизе попало от учительницы, — объявил он, разворачивая салфетку и раскладывая ее на коленях. — Да, я знаю, что вы против телесных наказаний. Я тоже считаю, что детей нельзя бить, но Элиза вела себя отвратительно. Надеюсь, это послужит ей уроком.
И всё? Элиза бросила жалостный взгляд на дядю Казимиро, который в тот день казался гораздо спокойнее и веселее, чем обычно.
— Она меня избила, — сказала Элиза. — Она надавала мне пощечин. У меня даже кровь носом пошла.
Дядя Казимиро посмотрел на нее испытующе.
— Выглядишь ты превосходно. Не скажешь, что тебя страшно избили!
— Но дядя! Ты же говорил, пусть она только пальцем меня тронет…
— А дядя Леопольдо сказал, что ты вела себя отвратительно. Можно узнать, что ты натворила?
— Только не за столом, — отрезал дядя Леопольдо.
— Послушай, Элиза, — сказал тогда дядя Казимиро, — воистину сильные духом не теряют гордости и достоинства перед лицом врагов. Помнишь, как Каммамури в тот раз…
Элиза разрыдалась. Вскочила, отпихнула стул, швырнула на пол салфетку и бросилась в свою комнату.
— Не устраивай истерику! Я тебе тысячу раз говорил, что слезами горю не поможешь, — крикнул ей вслед Казимиро.
Вот и все, чего удалось от него добиться.
Глава одиннадцатая,
в которой неожиданно вмешивается дядя Бальдассаре
Приска и Розальба, услышав, что никакой кровавой расправы не последует, не могли поверить своим ушам. Конечно, они не ожидали, что дядя Казимиро действительно ворвется в класс, вооруженный турецкой саблей с криками вскочит на парту и рассечет на кусочки синьору Сфорцу. Но пусть бы он хотя бы взял ее за грудки, прикрикнул не нее, обозвал как-нибудь. А еще устроил сцену в кабинете директора и добился, чтобы ее выгнали навсегда из всех школ страны. Вот что он должен был сделать после всех своих обещаний.
— А ему на меня совершенно наплевать! — рыдала Элиза. — Он сидит себе там с дурацкой улыбкой, будто увидел Лурдскую Мадонну… Вон он даже обнял дядю Леопольдо. Теперь у них любовь и дружба, как раньше. Они объединились против меня…
Она смертельно обижалась на дядей, которые, вместо того чтоб посочувствовать ей и, главное, отомстить за нее, мирно курили и болтали на веранде.
Дядя Казимиро даже напевал в ванной, пока чистил зубы, а такого они от него не слышали месяца три, не меньше.
— Может, Ундина передумала и согласилась? — рискнула Розальба.
Но Элизе было плевать на любовные похождения этих предателей. Пропади они все пропадом: он, Ундина, дядя Леопольдо и прочие!
Нежданная помощь пришла от двух членов семьи, которых Элиза совершенно не брала в расчет: от дяди Бальдассаре и бабушки Лукреции.
Дядя Бальдассаре сразу же после обеда написал очень строгое письмо директору школы «Сант-Эуфемия», уведомив его, что намерен забрать племянницу из школы, а также сообщить о произошедшем в Управление начальными школами.
И, вопреки желанию дяди Леопольдо, он оставил Элизу на следующий день дома, только попросил ее не бросать занятия и продолжать готовиться к экзаменам.
Директор ответил запиской, в которой приглашал дядю Бальдассаре к себе в кабинет для объяснений. Бальдассаре взял с собой Элизу, к которой директор пытался безуспешно подлизаться и шутливо трепал ее по щеке.
— Учительница Сфорца просила передать вам свои извинения, — сказал он. — Она очень устала. Она так много трудилась, чтобы подготовить девочек к экзаменам, и, естественно, Элиза, ей очень важно было показать инспектору безупречный журнал. Происшествие с… э-э-э… черепахой выбило ее из колеи. И я прекрасно ее понимаю. Я убедил ее взять несколько дней отгула. Она очень сильный педагог. Лучший в нашей школе, и я уверен, что ничего похожего впредь не повторится. Если вы согласны, я предлагаю закрыть эту тему и никогда не вспоминать.
— Мне кажется, это слишком простое решение, — холодно ответил дядя Бальдассаре, — мы совершенно не согласны, правда, Элиза?
— Не очень-то благородно с вашей стороны ожесточаться против прекрасного человека, который столько сделал для детей и у которого сдали нервы от усердного выполнения своего долга, — сказал директор. — Другие родители настроены гораздо более миролюбиво…
И, как фокусник вытаскивает кролика из цилиндра, он выудил из ящика письменного стола конверт и протянул его дяде Бальдассаре.
В конверте лежало письмо от синьоры Панаро, жены судьи. Она писала от лица «всех мам», которые сожалеют о досадном инциденте, явившемся, конечно, следствием недоразумения, и выражают надежду, что маленькая Маффеи уже оправилась. Этим письмом они хотят выразить свое уважение и доверие к синьоре Сфорце, которой они безмерно благодарны за все, что она сделала для их девочек. Они чувствуют себя отчасти в ответе за случившееся, потому что, разумеется, все это произошло только потому, что синьора Сфорца слишком усердно трудилась ради блага их детей, неудивительно, что у нее так расшатались нервы. Они надеются, что учительница как можно скорее придет в себя и вернется в свой класс, где девочки ждут ее с нетерпением, чтобы завершить подготовку к экзаменам и закончить учебный год. Внизу стояли подписи мам всех Подлиз и большей части Сорванцов, в том числе синьоры Пунтони.
— Так что видите, господин Маффеи, если школьное управление начнет расследование, вы окажетесь один против всех остальных родителей.
— Ясно, — прищурился дядя Бальдассаре. — Они, значит, считают эту истеричку лучшим учителем на планете. Их право. Но мой ребенок в эту школу больше не пойдет. Я ее забираю. До экзамена осталось меньше месяца, а на следующий год она пойдет в среднюю школу.
Вообще-то такое решение мог принять только дядя Леопольдо, официальный опекун Элизы. Но Бальдассаре настаивал, и Леопольдо не стал перечить старшему брату, тем более что в эти дни он был несколько рассеян, как будто его голова была занята какими-то более важными делами.
Но последний удар нанесла синьоре Сфорца бабушка Лукреция, которая отправила к учительнице свою лучшую служанку в безукоризненной форме горничной из богатого дома. Служанка торжественно вручила учительнице записку:
Уважаемая синьора.
Вы осмелились поднять руку на беззащитное существо, в венах которого тенет кровь Гардениго ди Пьянафьорита. Кровь не водица, и моя внучка при любых обстоятельствах всегда будет выше вас во всех отношениях. Если бы вы были дворянкой или хотя бы принадлежали к классу крупной буржуазии, мой муж вызвал бы вашего мужа на дуэль, чтобы смыть это оскорбление. Но простолюдины вроде вас заслуживают только публичной порки. Впрочем, мы не опустимся до этого. Стыдитесь!
