Приска страшно разозлилась. Если есть имя, которое она ненавидит, так это Присцилла. Оно ассоциировалось у нее с глупой воображалой — сплошные кружева, цветочки и капризы, как в американских фильмах. У нее мурашки по коже от одной только мысли, что ее могли так звать.
С тех пор Подлизы, когда хотели ее разозлить, кричали:
— Присцилла! Присцилла!
Глава вторая,
в которой мы присутствуем при больших маневрах
Но больше всего Сорванцы и Кролики невзлюбили затею синьоры Сфорцы, которую Элизин дядя Казимиро назвал по-военному «большие маневры».
Еще в первый день, собрав сочинения и засунув их в портфель, учительница строго оглядела класс и сказала:
— Примерно через час прозвенит звонок и урок кончится. Предупреждаю вас, что не только в этом классе, но и в коридорах, и на лестнице, и в школьном дворе вы должны соблюдать дисциплину. С момента, когда вы заходите в ворота школы, вы находитесь под моей ответственностью, и я требую, чтобы вы не позорили меня перед другими классами.
Потом она построила их в ряд вдоль стенки и очень придирчиво выровняла по росту.
— Слова «приблизительно» в моем словаре нет. Вам следует всегда об этом помнить.
Ради симметрии многие закадычные подружки были безжалостно разлучены. В том числе Приска и Элиза, которых, правда, поставили друг за другом, так что в случае острой необходимости они могли шепотом переговариваться.
— А теперь идемте в коридор и потренируемся маршировать. Предупреждаю, соблюдайте тишину. Чтоб я не слышала ни звука, понятно?
Когда раздавался звонок, все остальные школьники бросались вон из класса и веселыми беспорядочными рядами проносились по коридорам и лестницам. На последней ступеньке ряды ряды рассеивались, и дети высыпали во двор горланящей толпой.
Четвертый «Г» всегда выходил последним, потому что они целую вечность тратили на то, чтобы построиться. Из-за парт девочки вставали не все одновременно, а одна пара за другой строго по хлопку учительницы (которая записала себе в журнал имена учениц в порядке составленного строя). Потом они пересекали коридор и лестницу в абсолютной тишине, с негнущейся спиной, печатая шаг и не оглядываясь по сторонам.
Спустившись по лестнице, они не бросались врассыпную, а все так же строем шагали дальше, продираясь сквозь толпу, и по команде учительницы «Стой!» останавливались точно посреди двора. В этот момент все без исключения — школьники, учителя, родители — тоже как по команде поворачивались к ним, чтобы посмотреть, что это за странные марширующие девочки с розовыми лентами на шее.
Каждый раз, чувствуя на себе взгляды тысячи глаз, Приска думала, что не переживет этого позора и провалится-таки сквозь землю. А однажды Приска заметила в толпе дядю Леопольдо, и сердце заколотилось так сильно, что она не смогла петь. Да, именно петь, потому что после того, как они вставали, учительница, надувшись от гордости за этот спектакль, отступала на три шага и командовала громовым голосом:
— Равняйсь!
В полной тишине девочки поворачивались на четверть оборота. Учительница поднимала руку с вытянутым указательным пальцем и делала знак головой.
Девочки делали глубокий вдох и запевали:
Вот и кончился день тяжелый.
Мы уходим домой из школы,
Но уносим мы знания чудо с собой.
И за то вам спасибо, синьора-а!
Эту песню, которую синьора Сфорца «лично сочинила» во времена «Благоговения», все должны были переписать в тетрадки и выучить наизусть.
— Поклон! — командовала учительница, как только пение смолкало. Двадцать восемь голов молча наклонялись. Двадцать восемь розовых бантов в голубой горошек (точнее, в первые дни двадцать четыре) исчезали под двадцатью восемью подбородками, прижимавшимися к двадцати восьми шеям.
Мамы Подлиз созерцали эту сцену с восхищением и умилением. Несомненно, класс, где учатся их девочки, выгодно отличается от всех остальных классов школы!
— Налево — равняйсь! Марш! — командовала учительница. Строй направлялся к воротам и только за воротами рассеивался, вливаясь в толпу других школьников.
Глава третья,
в которой учительнице приходится выбирать между симметрией и благопристойностью
Прошло уже двенадцать дней с начала учебного года, когда галантерейщик с улицы Гориция сообщил, что получил наконец новую партию розовой ленты в голубой горошек. Так что на следующий день все без исключения ученицы 4 «Г» могли явиться в школу с шеями, украшенными правильными лентами.
Но радужное настроение учительницы, добившейся полной зрительной гармонии, было безнадежно испорчено возвращением Реповик Иоланды и Гудзон Аделаиде. Синьора Сфорца так искренне удивилась, увидев двух новеньких, что Приска прошептала Элизе:
— Она не ожидала, что они вернутся! Она была уверена, что избавилась от них навсегда!
Но на этот раз прогнать Иоланду и Аделаиде учительнице не удалось. Они не только были украшены розовой лентой, но и явились в сопровождении школьного сторожа, который принес объяснительные от родителей с печатью школьной канцелярии, а также записку от директора, который приказывал учительнице принять девочек в класс.
Как только сторож удалился, начались трудности.
Прежде всего, куда посадить новеньких?
Хотя Аделаиде и Иоланда были второгодницами, то есть по крайней мере на год старше остальных, роста они были очень низкого и по логике должны были сидеть на первых партах. Но…
— Кто рано встает, тому бог подает! — изрекла учительница. — Не могу же я требовать у ваших одноклассниц уступить вам место!
Единственные свободные парты были в самом конце класса. Одна в ряду Кроликов, одна в ряду Сорванцов и две в ряду Подлиз, как было видно из плана, который учительница нарисовала в первые дни и держала между страницами журнала.
Все ждали, что учительница из любви к симметрии посадит новеньких в ряд Подлиз за Эстер и Ренатой, которые уже заранее брезгливо нахмурились.
Но, к большому облегчению Подлиз и удивлению всех остальных, учительница посадила новеньких на последнюю парту в ряду Кроликов. Но это еще не все. Хотя учительница только что заявила, что не хочет никого пересаживать, она отправила Лучану и Маризу в ряд Подлиз, а остальных Кроликов сдвинула на парту вперед, так что между ними и новенькими осталась одна свободная парта.
Конечно, проще было бы освободить предпоследнюю парту, пересадив Анну и Луизеллу, но не могла же она посадить дочь сторожа и дочь портнихи вместе с отпрысками лучших семей в городе!
Тщедушные Аделаиде и Иоланда совсем потерялись за спинами Анны и Луизеллы и конечно не видели доску. Но они не возражали. Казалось, им даже по душе такое уединение.
Дальше возникли сложности с «большими маневрами», где без симметрии не обойтись. Просто поставить их на последнее место было никак нельзя. Ведь тогда вместо того, чтобы остаться незамеченными, они будут привлекать к себе взгляды всех зрителей.
