Среди нас есть человек, которому не нужны уроки Лавины. Это ее духовный брат-близнец, который любил ее сильнее, чем мог осознать. Это Олли Моррис Лайон.
Между прочим, Олли и Лавина были крестьянами.
Они добились успеха и счастья в уродливом промышленном городе Скенектади в штате Нью-Йорк — там я с ними познакомился. Тогда они были ненамного старше Мэри и Филиппа, представляете? Потом они жили в Нью-Йорке, наслаждались жизнью, как все дети джазового века. Молодцы! Но в душе они оставались фермерами. Фермер Олли и его жена.
Теперь жена фермера умерла. Я рад, что они вернулись сюда до ее кончины.
Жена умерла первой.
Такое случается, и часто, — но всегда кажется нарушением естественного порядка вещей. Разве все мы, включая детей, не были уверены в том, что Лавина всех нас переживет? Она была такой здоровой, такой энергичной, такой красивой, такой сильной. Она должна плакать на наших похоронах, а не наоборот.
Может, она еще придет. Она постарается. Поговорит с Богом об этом, я уверен. Если в раю кому и сделают поблажку, то это будет Лавина.
Я сказал, что она была сильной. Мы все так говорим. Приближается двухсотлетие независимости нашей страны, и мы можем сказать, что своей кажущейся силой Лавина напоминала женщину из легендарных американских поселенцев. Теперь мы знаем, что она лишь притворялась сильной — никто из нас не способен на большее. Можно, конечно, всю жизнь притворяться сильным, что и делала Лавина, и тогда на тебя будут полагаться люди. Они могут позволить себе иногда вести себя по-детски.
Молодец, дорогая Лавина. И ты помни, Лавина, как ты позволяла себе быть маленькой девочкой.
Она росла в Пальмире, штат Иллинойс, и была младшим ребенком в семье. Ее приучили оставлять на кухне записку, если после школы она пошла к кому-то в гости. В один прекрасный день на кухне оказалась записка:
«Я ушла куда захотела».
Мы любили тебя.
Мы любим тебя.
Мы всегда будем любить тебя.
Мы еще встретимся.
Я хочу признаться: из всех американских поэм сильнее других меня трогают те, что говорят просто и открыто о причудливых формах, в которые выливается невероятное безразличие Америки. Именно поэтому я считаю «Антологию Спун-ривер» Эдгара Ли Мастерса отличной книгой.
У меня варварский вкус, признаю. Поскольку мне нечего терять, добавлю, что мне доставляет удовольствие и пронзительная невинность многих поэм, которые в последнее время кладут на музыку в стиле кантри.
Вчитайтесь, к примеру, в слова песни «Выпуск 57-го», популярной несколько лет назад:
Томми стал механиком,
Нэнси — секретарь,
Харви продает цемент,
А Мэгги держит бар,
Джерри водит самосвал,
Шарлотта — мужиков.
Дон решил, что жизнь — провал,
И просто тихо пьет.
Закончив школу в пятьдесят седьмом,
Надеялись весь мир мы изменить
Своим трудом, своим умом;
Что мы добро в мир принесем,
И, может быть, мы мир спасем,
Закончив школу в пятьдесят седьмом.
Уолтер — страховой агент,
Рэнди — прокурор,
Мэри — безработная,
Чарли метет двор,
Бен сошел с ума в весну,
Колин хлеб печет,
Джо у Марка увел жену,
А Марк свел с жизнью счет.
Закончив школу в пятьдесят седьмом,
Лишь отзвенел звонок,
Мы все пошли своим путем.
Вкус жизни узнаешь потом,
Когда перешагнешь порог,
Закончив школу в пятьдесят седьмом.
Эллен учит химии,
Фрэнк теперь банкир,
Майк рабочий на заводе,
Обижен на весь мир.
Пегги служит Богу,
На ней церковный хор.
Колин лесорубом стал,
В руках его топор.
Закончив школу в пятьдесят седьмом,
Надеялись весь мир мы изменить
Своим трудом, своим умом;
Что мы добро в мир принесем,
И, может быть, мы мир спасем,
Закончив школу в пятьдесят седьмом.
У Джона много денег,
У Мардж одни счета,
А Мэвис где теперь живет,
Загадка еще та.
Род женат на Линде
Я женат на Фей,
Стал историей наш класс,
Где учились мы.
Закончив школу в пятьдесят седьмом,
Лишь отзвенел звонок,
Мы все пошли своим путем.
Вкус жизни узнаешь потом,
Когда перешагнешь порог,
Закончив школу в пятьдесят седьмом,
Закончив школу в пятьдесят седьмом.
Авторы песни — Дон и Гарольд Риды, единственные настоящие братья в кантри-квартете «Братья Статлер». Настоящих Статлеров в группе нет вообще. Квартет назван в честь фирмы — производителя бумажных полотенец.
Мы с моей женой Джилл настолько любим «Братьев Статлер», что в апреле 1980-го отправились в Международный центр съездов Ниагара-Фоллс, чтобы послушать их концерт и пожать им руки. Мы даже сфотографировались с ними.
А еще они объявили со сцены, что считают честью для себя появление на их концерте «знаменитого писателя Курта Воннегута и его жены Джилл Кременц, знаменитого фотографа». Несмотря на то что никто в зале, я уверен, не слышал раньше наших имен, мы сорвали аплодисменты, хотя не вставали с мест и не махали руками.
Позже к нам подошла женщина. Она сказала, что мы, наверное, те самые знаменитости, о которых говорили «братья», потому что мы не похожи на остальных слушателей. С сегодняшнего дня, пообещала она, я буду читать все, что вы написали.
Мы с Джилл остановились в том же отеле, что и «Братья Статлер», но группа весь день проспала. Их автобус стоял прямо перед нашими окнами. Сразу после концерта, около полуночи, «братья» поднялись в автобус, и тут же раздался сочный, клокочущий бас двигателя. Внутри автобуса даже свет не зажегся. Никто не махал зрителям из окон. «Братья» отправились в город Коламбус, штат Огайо, давать следующий концерт. Я забыл, куда они должны были ехать после Коламбуса, — кажется, в Сагино, штат Мичиган.
Я с радостью согласился бы принять «Выпуск 57-го» в качестве гимна нашей страны. Все ведь понимают, что «Усыпанный звездами флаг» — кошмар по части музыки и поэзии, и американский дух он передает не лучше, чем Тадж-Махал.
Я представляю себе, как американские атлеты, победители в каком-нибудь виде спорта вроде декатлона, поют новый американский гимн. Представляю, как слезы текут по их щекам, когда они произносят строки:
А Мэвис где теперь живет,
Загадка еще та.
