В общем, в каждой избушке свои погремушки.
Внимание мое привлек один из тех, кто спокойно собирался около стола, проверял свой «Галил» с подствольником. Он был выше многих, под метр девяносто, худой, с длинными руками, как и все – в легкой флисовой шапочке. Движения его отличались скупостью и отточенностью – ничего лишнего.
Я пошел к нему, меня перехватили на полпути.
– Здравия желаю, генерал Игнатов, – крикнул я.
Генерал обернулся, всмотрелся. Сделал знак, чтобы отпустили.
Я подошел ближе.
– Разрешите задать вопрос, товарищ генерал?
Я откровенно ерничал. Генерал поморщился.
– Савельев, заканчивайте и ждите меня.
– Есть! – четко ответил кто-то.
Генерал, а следом и я пошли в ту часть помещения, которая была отгорожена толстой пленкой. Там оказался небольшой, но отлично оснащенный центр управления на шесть рабочих мест, мы прошли дальше – там стояли кушетки и офисный кулер со стаканчиками.
– Чай, кофе?
– Чай.
Генерал тоже выбрал чай. Бросил по два пакетика, один стаканчик протянул мне.
– Почему центр не работает? – спросил я. – Самое время.
– А чего ему тут работать? Его завтра грузить будут, перевозить.
– И куда?
– В Харьков.
– Даже так…
– Именно так. Пришло время.
Да… пришло время.
Хочется блевать, но не время.
Время начищать сапоги.
Косточка как белое стремя,
Цвета чьей-то детской ноги…
[63]
– А американцы?
– Американцы? Бросьте. Мы опережаем их по времени недели на две. Контратака начинается непосредственно после провала атаки противника. Вы же были в Чечне – это азы военной тактики.
Я пододвинул стул, присел на него, что в присутствии генерала было нарушением устава.
– Я все время хотел понять… – сказал я, – сколько стоит мир. Нет, не денег – жизней. Как оказалось, очень много.
– Какой мир? – раздраженно сказал генерал. – Какой к чертям мир? Это не мир, то, что мы построили, – полное дерьмо. Имеющее в основе, кстати, наше поражение. Раньше граница через Германию проходила, а теперь где? Да чего я вам рассказываю? Вы же сами боролись! Так чего теперь?
– Да, я боролся. Но я – боролся за мир.
Генерал скептически усмехнулся:
– В центре Киева? Я кое-что слышал.
– Нет, не в центре Киева. Там я боролся с врагом. Но бороться с врагом и бороться за мир – не одно и то же. Вы хоть понимаете, что вы только что сделали?
– А вы расскажите.
– Рассказать? Тот человек, которого вы схватили и избили, был полномочным представителем властей США с самых верхов! Он принес нам предложение о мире! Мире на наших условиях! А вы только что все испортили. Американцы готовы были отказаться от претензий по всему постсоветскому пространству.
– На наших условиях?
– Да, черт возьми. И не говорите мне, что это вранье. Это не вранье. Это тот шанс, который выпадает раз в пятьдесят лет. Шанс попробовать наконец-то закончить войну, которая всех нас сведет в могилу.
– А если я не хочу заканчивать войну на наших условиях?
…
– Я иногда думаю… что было бы, если бы Гитлер в декабре сорок первого запросил мира? И пообещал бы освободить все наши земли.
…
– А ничего не было бы! Году в сорок третьем он пришел бы опять! Может, с англичанами, может, с американцами. Но пришел бы. И они бы пришли. Потому что не был преподан урок.
…
– Мне не нужен мир. Мне нужен урок, мой друг. Тот же самый, какой мы преподали в сорок пятом. До сорок девятого года у американцев была атомная бомба, а у нас – нет. Почему тогда они не осмелились напасть?
– Вам напомнить цену этого урока?
– Не стоит, – сказал генерал, – победа, за которую не пролита кровь, не победа. Нам не нужны все эти процессы… вильнюсские, хельсинкские – их цена давно и хорошо известна. Бандерня этими договоренностями подтерлась, а теперь подотремся и мы. Украина на грани, наиболее активная часть – здесь либо на границе, сейчас их на ноль помножат вертолетами. Казаки и ополченцы начнут с Ростова, мы отсюда. Чужого нам не надо, но что свое – заберем. Да заодно и остальных поучим… тех же пшеков, лабусов
[64]
… чего стоит их Речь Посполитая…
Генерал испытующе смотрел на меня.
– Вы мне нравитесь. Конкретно вы. Обычно сомневающихся людей я терпеть не могу. Но для вас – еще не поздно занять место в строю.
Я молчал. Генерал усмехнулся.
– В учебке говорили: если тебя дрючат незаслуженно, сделай, чтобы было заслуженно. Каждый американец теперь знает ваше лицо. Так пусть не забывает.
Да… Пусть не забывает. Не забыть бы и нам самим, ради чего мы воюем.
Нет. Не забыть….
За спиной раздался шум, потом кто-то без спроса отодвинул полог. Я повернулся, увидел двоих. Чеченцы.
Одного я не знал. Вторым был тот, кого я видел в штабе Ростовского РОШ. На фотографии. Полковник Микаил. Он же Сулимов Магомет Омарович.
– Товарищ генерал… – сказал незнакомый мне чеченец… хотя какой незнакомый – тот самый, которого я видел перед захватом посольства.
– Сейчас иду.
Генерал испытующе посмотрел на меня.
– Думайте, Сивков. Времени немного, но оно пока есть. Думайте. С нами вы – или против нас…
И вышел. Только он зря это мне говорил. Я все уже понял. Ничего уже не изменить.
Ни-че-го…
Поздно…
