– Пожалуй, нет. – Леди Сент-Джеймс взглянула на мужа. – Вы больше не уйдете? – Тот покачал головой. Она улыбнулась камеристке. – Ну тогда мне ничего не понадобится.
Девушка кивнула. Если капитан Мередит приблизится к дому, его предупредят. Леди Сент-Джеймс незаметно и облегченно выдохнула. Камеристка ушла.
– Вы собирались ложиться?
– Да. – Она отвернулась. – Я очень устала.
Это было так. Вне всякой связи с великой досадой из-за того, что Джек на вечер потерян, ее не меньше угнетал сам факт присутствия в спальне мужа. Все чувства увяли, ее одолела утомленная апатия. Она быстро отошла, создавая дистанцию.
Муж задумчиво наблюдал.
– Сочувствую вашей усталости, – изрек он. Она не ответила, молясь про себя, чтобы ушел. Но он продолжил: – С утра мы говорили о моей надобности в наследнике.
– Мы остановились на лете… – В ее голосе прозвучала смертная тоска.
– Но я не хочу ждать так долго, – негромко возразил тот.
Супруг подошел к кушетке. Демонстративно снял свой расшитый камзол и повесил на спинку, затем повернулся к ней лицом. Он был весьма недурен в белых шелковых чулках, штанах ниже колен и длинном жилете. Сочла бы она это тело привлекательным, принадлежи оно другому? Она уже не знала. Его взгляд приковался к ее обнаженному плечу, затем переместился на грудь.
Графиня привыкла уклоняться от близости. Мужу не только запрещалось входить в спальню без разрешения. Когда они возвращались с вечернего приема или бала, она либо жаловалась на головную боль, либо прикидывалась спящей. Но рано или поздно наступал момент, когда ей было невозможно избежать брачного ложа без риска открыто признаться в подлинных чувствах. В таких случаях она прибегала к десятку уловок, призванных охладить его пыл и свести активность к минимуму, а то и вынудить отказаться от задуманного. Она жаловалась на щекотку и сразу же извинялась, подавляла зевок, вдруг отворачивалась, как будто ей не нравилось его дыхание, а то и вскрикивала от неприятного ощущения. Будь лорд Сент-Джеймс менее обходителен и чувствителен, эти трюки были бы бесполезны, и только благодаря его характеру ей удавалось, не отказывая напрямую, выставить его из спальни.
Правда, бывало и так, что она, желая уверить его в сохранности брака и надобности ублажать жену, вдруг изменяла тактику на противоположную и представала искуснейшей соблазнительницей. В последний год она сочла это необходимым раз или два: закрывала глаза и воображала, будто в нее вторгался Джек Мередит, но ей самой не всегда удавалось извлечь из этого удовольствие.
Сегодня все было иначе. Он подловил ее в минуту, когда она готовилась принять Джека. Ее жалоба на усталость не возымела действия. Он что-то заподозрил? Если да, то единственный выход – приветствовать его с распростертыми объятиями. Она улыбнулась, выигрывая время, полуприкрыла веки и пристально наблюдала.
Мгновением позже ее сомнения улеглись.
– Дело в том, леди Сент-Джеймс, – бесстрастно произнес он, – что я решил внести изменения в ваше обращение со мной. – (Она открыла глаза, не понимая, что будет дальше.) – Вы больше не имеете права требовать, чтобы я спрашивал, можно ли мне войти в эту комнату. Я войду, когда захочу.
– И когда же вы так решили, милорд?
– Нынешним утром, – ответил граф. – Вы предложили мне обождать с наследником. Почему я должен ждать? Я и так ждал уже слишком долго. – Его губы сложились в нечто похожее на ухмылку. – В вашем брачном обете значится слово «почитать». Я полагаю, время настало.
Леди Сент-Джеймс уловила намек, но не тот, на который он рассчитывал. Ей подсказала ухмылка. Она решила, что человек, подозревающий жену в неверности и вознамерившийся отвоевать ее, так не лыбится. Это была самодовольная улыбочка, и не больше. Да он любовался собой, черт его побери! Она испытала столь острое раздражение, что содрогнулась. Перехватила его довольный взгляд и моментально угадала мысли.
«Господи помилуй, – мелькнуло у нее, – ему кажется, что властным он мне понравится больше». И вспомнила о Джеке, которому не нужно было изображать властность и который, заслуженно или нет, презирал стоявшего перед ней человека.
Лорд Сент-Джеймс расстегивал жилет.
– О нет! – не сдержалась она. – Не сейчас, милорд! Умоляю вас, не сейчас!
Как вышло, что после многолетнего притворства она не сумела ни отвертеться, ни милостиво уступить? Всего-то и дела! Леди Сент-Джеймс совсем потеряла голову. Возможно, виной было стечение обстоятельств: шок из-за Мередита, которому не удалось прийти, вкупе с мужниной самодовольной ухмылочкой; так или иначе, она перестала быть хозяйкой положения. И это оказалось просто невыносимым.
Он оставался безучастен.
– Милорд! – Ее голос, дрожавший от страха, был также и ледяным. – Я не желаю вас сейчас. Извольте удалиться.
Муж снял жилет и преспокойно положил поверх камзола.
– На мне месячное проклятье! – солгала она, залившись краской.
– Неужели? Проверим!
– Вы не джентльмен! – крикнула она.
– Я граф. – Он повернулся и взял ее за руку. – А вы моя собственность.
Она попыталась высвободиться, но тот без труда удержал ее. Леди дернулась снова – неистово, изо всей мочи. Его хватка только окрепла. Свободная рука вцепилась в другое запястье, и он хладнокровно разводил ей руки, пока она не уперлась в него грудью. Она с удивлением обнаружила, что совершенно бессильна. До сего момента она не осознавала, насколько муж был сильнее физически. Вдруг оскорбившись, она забыла про всякий лоск и резко двинула ему коленом в пах.
А это было ошибкой. Он вовремя увернулся, и колено только задело бедро, но графиня почувствовала, как его тело сперва свело судорогой, а следом затопило великой яростью. У нее в голове будто вспыхнул красный сигнал опасности, напомнивший о древней, первобытной эпохе, и она отчетливо поняла, что ему хватит сил убить ее одним мощным ударом.
Но он не убил. Отпустив одну руку, отвесил такую пощечину, что у нее запрокинулась голова. Затем схватил в охапку, пересек комнату и швырнул на постель. Через секунду он уже был сверху, пригвоздив ее намертво.
– Сейчас я вам покажу, кто тут хозяин, – выдохнул он.
Из дальнейшего ей, несмотря на боль, запомнилось только его лицо. Сквозь неизменную маску проступили доселе неведомые черты. Широкое, жесткое, непреклонное лицо Буллов из глубины веков, но если те бывали ужасны во гневе, то в этом лике присутствовало нечто наглое, порочное и потому омерзительное.
Лорд Сент-Джеймс не изнасиловал графиню по той простой причине, что ни закон, ни традиция не позволяли применить это слово в случае, когда жертвой оказывалась жена. С дикарской внезапностью он распахнул и сорвал ее халат. Затем, отвлекшись только на свои штаны, овладел ею так свирепо, что она вскрикнула, и повторил со всей силой, и еще, снова и снова.
Ей было больно, отчаянно больно. Пульсирующая боль от удара поселилась и в лице. В рту появился привкус крови. Не менее ужасным, чем боль, было испытанное насилие, унижение. Она едва не закричала слугам. Кто-нибудь из лакеев не мог не услышать. Но что они могли сделать? Схватиться с мужем и лишиться места? В любом случае она была слишком горда, чтобы позволить им видеть. Вместо этого собрала все оставшиеся силы и вступила в схватку.
