В то морозное утро народ уже спозаранку стал стягиваться к Уайтхоллу, однако миновали часы, а ничего так и не произошло. Перед прекрасным Банкетным залом архитектора Иниго Джонса, сверкавшим белизной даже в серости январского утра, возвели деревянный помост. Вокруг выстроился караул круглоголовых, уже дважды сменившийся, в тяжелых кожаных куртках и прочных сапогах. Солдаты, вооруженные пиками, оттесняли зрителей все дальше.
Джулиус размышлял о настрое толпы. Фанатичные пуритане вроде Гидеона? Такие имелись, но большинство представляло собой разношерстную публику – от джентльменов и адвокатов до рыбачек и подмастерьев. Было ли им все равно? Явились ли просто развлечься? В своем ожидании на лютом холоде они казались странно покорными. Он подумал о Банкетном зале с великолепным потолком, расписанным Рубенсом. Там повествовалось о вознесении на небеса короля Якова, отца Карла, – не первый случай, когда шедевр вырастал из темы слегка абсурдной, и Джулиус задумался над его подлинным смыслом. Картина означала двор, цивилизованный европейский мир короля и его окружения, великолепные здания, грандиозные собрания картин – все, что уничтожалось грубыми, упрямыми пуританскими хамами с их звероподобным Богом. Ждал ли король там, внутри? Было ли ему разрешено в последний раз полюбоваться им же созданной красотой? Толпа запрудила всю площадь, с трех сторон окруженную зданиями Уайтхолла. Подтягивалась конница, окружавшая плаху. Забили барабаны. И мигом позже спокойно вышел король английский Карл I, одетый просто, но элегантно – в дублет и плащ.
Странно. Джулиус ждал дружного рева, а то и улюлюканья, однако толпа безмолвствовала. За королем последовал священник в длинной рясе, затем несколько секретарей и другие участники казни. Наконец, замыкая процессию, появился палач в черной маске и с топором.
По обычаю приговоренный к смерти мог обратиться к народу. Это было дозволено и Карлу Стюарту. Король заговорил, поглядывая в листок бумаги. Джулиус припомнил их встречу в Гринвиче. Те же спокойные манеры, та же выверенная учтивость. Казалось даже, что монарх обращался не к сброду, явившемуся поглазеть на его смерть, а к иностранным послам.
А что он вещал? Джулиус видел, что секретари на помосте делали пометки, но почти ничего не слышал со своего места. Отдельные фразы, однако, уловил. Король заявил, что не он, а парламент начал спор о привилегиях. Монархи, напомнил он, существуют для хранения древних установлений, которые суть залог свободы англичан. Теперь же остался лишь произвол меча. Какими бы ни были его прегрешения – «Я принимаю мученичество за народ! – воскликнул король. – И как христианин Английской церкви, что завещал мне отец!»
Затем наступил час расправы. С Карла сняли плащ и дублет, и он остался в белой рубахе, ниспадавшей на штаны ниже колен. Волосы убрали под головной убор и повели его к плахе. И в этот миг, в ужасной тишине перед тем, как опуститься на колени, король Карл, изучавший толпу, перехватил взгляд сэра Джулиуса Дукета.
Глаза короля были полны горечи, эти очи на благородном, августейшем лице, но в них как будто заключался вопрос. Да разве мог забыть Джулиус свою клятву в Оксфорде и мрачные, пророческие слова короля: «Если что-нибудь случится со мной»? Глядя в глаза королю Карлу, Дукет быстро кивнул. Ошибиться в значении жеста было невозможно. И он гласил: «Я обещал». В минуту смерти Карл должен был знать, что в этой толпе хотя бы кто-то останется верен его сыновьям. Джулиусу почудилась благодарность в ответном взгляде.
Даже злейшие враги не могли отрицать, что король английский Карл I принял смерть с величайшим достоинством. Палач ударил мастерски, всего один раз, и толпа издала звучный стон, словно вдруг осознала ужас содеянного. Может статься, что, когда палач воздел отсеченную голову, не только сэр Джулиус Дукет сказал про себя: «Король умер. Да здравствует король!»
А два дня спустя сэру Джулиусу Дукету нанесла визит Джейн Уилер. Представленный ею документ был исчерпывающе ясен. В нем говорилось, что некий морской капитан Орландо Барникель завещал ей сундук с сокровищем, который был оставлен на хранение его отцу, олдермену Дукету. Приводилось и точное описание сундука. Ошибки быть не могло. И что, во имя неба, ему делать? Ошеломленно взирая на Джейн, Джулиус совершенно растерялся.
Да был ли еще в погребе старый сундук со взломанными замками? Он не помнил. А что с самим сокровищем? Осталось около половины, но кто мог знать, какие нужды возникнут в грядущие неспокойные годы? Может, отдать ей часть и сказать, что он вынул все из сундука, чтобы легче было спрятать? Поверит ли она? Наверное, нет. И кликнет людей разобраться в его делишках. А те сочтут старинные монеты не отцовскими, а капитанскими. Его объявят вором.
Морской капитан! Джулиус отлично знал, какого рода субъект оставил сокровище этой почтенной с виду вдове. Мавр. Пират. Так или иначе, деньги краденые. Но если он так скажет, то тем распишется в своей осведомленности. И почему, почему должна эта женщина, подруга Доггета и проклятых Карпентеров, получить деньги, которых подобные люди ни в коем случае не заслуживали и еще могли понадобиться роялистам? Такое дело не было правым и не служило Божьей цели. Разве не знал он сызмальства, что именно Дукеты избраны Богом и призваны исполнять Его волю, а все это отребье проклято? Нет, это будет слишком несправедливо. И потому он мрачно покачал головой:
– Боюсь, госпожа Уилер, что этот документ – подделка. Я просмотрю отцовские записи. Если вы найдете этот сундук, то он, разумеется, ваш. Но вынужден вас огорчить: я никогда его не видел. Разве что он в Боктоне, – добавил он, осененный вдохновением. – Но в этом случае вам все равно придется спрашивать у круглоголовых.
Джейн пристально посмотрела на него, затем весьма хладнокровно произнесла:
– Вы лжете.
Взбешенный, сэр Джулиус велел ей удалиться.
– Никто еще не говорил мне таких вещей! – вспылил он.
Однако поздно ночью, когда весь дом уснул, он спустился в погреб, отыскал старый сундук, разломал его, спалил в камине, а железные части выгреб из золы и на рассвете закопал. И понадеялся на том откреститься от этой истории.
Но не вышло. Через неделю Джейн вернулась.
– Гидеон обыскал Боктон. Там в жизни не видели этого сундука. Что вы с ним сделали? – На заверения в том, что он ничего не знает, она лишь гневно фыркнула. – Еще пожалеете, – посулила она.
Джейн была верна слову. Она донимала его снова и снова. Наняла адвоката, тот ему написал. Потребовала обыска, в котором Джулиус с негодованием отказал. Так прошел год. И другой. Но она не унималась.
1652 год
Да, размышляла Марта, Господь благословил ее радостным возвращением! Какое счастье было воссоединиться с Гидеоном, его семьей, с дражайшей миссис Уилер и, разумеется, с ее мужем! Она искренне сожалела, что не прислушалась к настойчивым письмам Гидеона и не приехала раньше. Но главным было то, что теперь, по словам Гидеона, ей стало возможно осуществить свою давнишнюю мечту, причем в старой Англии – быть может, даже вернее, чем в Массачусетсе.
