К полудню они прошли Медуэй.
«Мейфлауэр» – небольшой лондонский корабль водоизмещением сто восемьдесят тонн, на четверть принадлежавший капитану Джонсу, под началом которого и ходил: еще одно доказательство надежности. Его часто фрахтовали лондонские купцы, он долго использовался для транспортировки вина по Средиземноморью. Ходовой, ладно справленный и просторный, он был вполне готов перевезти пассажиров в Новый Свет.
Марта имела случай пообщаться с агентами Виргинской компании, которые спрашивали, не хочет ли она обосноваться с семьей на Новой земле. Это был пустяк, такого же предложения удостоилась половина Лондона. И она деликатно ответила, что мало смысла пересекать Атлантику лишь ради того, чтобы найти на другом берегу Церковь короля Якова. Но тут обозначилась разница. Услышав о скромной группе пуритан, собравшихся основать собственную общину не в Виргинии, а где-то на диком северном побережье Америки, она увлеклась. И ощутила зависть, как ни старалась ее преодолеть. Она даже поделилась своей тоской с Доггетом, но тот лишь посмеялся.
Подмога явилась с неожиданной стороны. Старший сын пришел с рыбалки и спокойно объявил:
– Отец, готовится экспедиция в Массачусетскую колонию, далеко на север от Виргинии. Ее организуют купцы-авантюристы. Мы можем там неплохо устроиться, и Барникель думает так же.
Когда же родитель осведомился зачем, он пояснил одним словом:
– Бог.
Затея, таким образом, стала осуществимой. Король Яков, спросивший, чем собираются заняться колонисты, получил ответ: рыболовством. «Как апостолы», – сухо заметил тот, однако признал, что колония соседствовала с крупнейшими в мире промысловыми районами.
– Конечно, это дело рискованное, – согласился юноша. – Но ты будешь строить лодки, а я – рыбачить.
Однако Доггет все равно не пришел в восторг.
На следующий день поступило загадочное предложение. Марта не имела к нему отношения, хотя Доггет подозревал иное. Она пребывала в неведении, как и он, но было ясно, что оно исходило от лица или группы лиц из пуританской общины. Марта даже подумала на самого Барникеля. Пришло письмо, где говорилось, что, если они пожелают присоединиться к экспедиции, доброжелатель готов заплатить Доггету круглую сумму за мастерскую – намного больше, чем она стоила, а также приобрести для них долю в компании. Откуда еще им было взять такие деньги? Именно эту тему поднял сын Доггета перед остальными детьми. В том и загвоздка – неоткуда. Через неделю глава семьи сдался.
О путешествии «Мейфлауэра» был дан подробный отчет. Пройдя по широкому эстуарию Темзы, маленький корабль взял курс на восток, имея справа протяженное побережье Кента. Затем повернул на юг, обогнул мыс Кента и через Дуврский пролив вошел в Английский канал. У Саутгемптона, на полпути вдоль южного побережья Англии, «Мейфлауэр» повстречался с попутчиком – кораблем «Спидвелл». «Мейфлауэр» достиг Саутгемптона в самом конце месяца.
«Спидвелл» был очень маленьким кораблем водоизмещением всего шестьдесят тонн. Войдя в воды Саутгемптона, он имел глубокую осадку и шел неуклюже.
– Мачта слишком тяжелая, – обронил Доггет, рассматривая его.
Когда же корабль подошел ближе, повисло тягостное молчание. Наконец тишину нарушил старший сын:
– Это судно непригодно для плавания.
Так оно и было. Через час они услышали, что положение придется исправлять. Но этим дело не кончилось. Доггет и сын сразу поднялись на борт, но лишь покачали головой, когда вернулись:
– У них ничего нет для ремонта.
Таким образом, когда они покинули Саутгемптон, шел уже август. Впрочем, погода стояла хорошая, и настроение улучшилось. Они миновали песчаное побережье близ Нью-Фореста, затем – высокие скалы и бухты Дорсета. На заре следующего дня они удалялись от побережье Девона, когда Марта услышала крик:
– Они останавливаются!
В «Спидвелле» открылась течь.
Наконец его признали снова годным для плавания, и на обоих кораблях подняли паруса. Пять дней они медленно шли на юг при умеренном волнении. На шестой, удалившись на шестьсот лиг, «Спидвелл», как заметила Марта, осел и несколько завалился назад. Часом позже оба корабля повернули обратно.
– «Спидвелл» прогнил и не может идти дальше, – сообщил собранию пассажиров капитан Джонс по возвращении в западный порт Плимут. – «Мейфлауэр» потянет только сотню человек. Двадцать должны остаться.
Джон Доггет, терпевший шесть недель, нарушил повисшую тишину.
– Мы остаемся, – сказал он, и дети кивнули, даже старший. – Хватит с нас твоих затей.
И Марта не могла их винить. Остальные тоже признались в нежелании продолжать путь.
– Они не собираются этого делать, – поделился с ней старший.
И вот в сентябре 1620 года от Рождества Господа нашего отцы-пилигримы подняли в конце концов на «Мейфлауэре» паруса и вышли из Плимута, но без семейства Доггет, которое вернулось в Лондон.
Ясным утром в начале октября сэр Джейкоб Дукет возвращался домой и натолкнулся на Джулиуса. Сын посмотрел чуть неуверенно, и мужчина осведомился, в чем дело. Помявшись, Джулиус произнес:
– Отец, вы помните тех людей со смешными руками?
Сэр Джейкоб нахмурился.
– Ну так я снова их видел, с Карпентером, – продолжил мальчик. – По-моему, они к нему переехали.
Для сэра Джейкоба это стало страшным ударом, ибо ранее в том же году он анонимно и через третьих лиц заплатил проклятой семейке большие деньги – лишь бы убрались. Вечером, после нескольких часов бдения за графином вина, чего обычно никогда не случалось, сэра Джейкоба Дукета хватил удар. Через два дня стало ясно, что дела его придется принять сыновьям – Генри и Джулиусу.
* * *
Привычная картина тех лет: каждым вечером на закате она выходила на возвышенность Уилерс-Хилл и глядела на восток.
На что она смотрела? На широкие поля, раскинувшиеся внизу, на изгибы реки? В погожий день открывался вид на Атлантику, но что женщина высматривала в море? Никто не спрашивал. Вдова Уилер держала свои мысли при себе.
Владения Уилера были типичными для Виргинии тех времен – несколько сот акров земли, крестьянская ферма. От самого Уилера толку было немного, но вдова трудилась не покладая рук. Она всем заправляла сама, работала в поте лица. Еще имелось двое рабов, но рабство в Виргинии было в самом зачатке. Большинство работников – англичане, отбывавшие повинность: бедняки, должники, мелкие преступники, обязанные отпахать десять лет ради освобождения. Она прослыла справедливой, но беспощадной особой. Однако главной причиной процветания хозяйства был ее выбор посевной культуры: каждый ярд, как часто бывало в Виргинии, был отдан под единственное растение; огромные зеленые листья шумели на ветру, подобно многим и многим лоскутам парчи.
Табак. С тех пор как Джон Рольф, супруг Покахонтас, ввел его в обиход, виргинский табак вошел в великую силу. Несколько лет назад его отправили морем двадцать тысяч фунтов, а в этом – кто знает? – быть может, и полмиллиона.
