Это была Королевская биржа. И здесь, на заре правления Стюартов, сэр Джейкоб Дукет отваживался на сделки, о которых его предки не могли даже мечтать.
На всем протяжении Средних веков в северных морях хозяйничали огромные флотилии Немецкой ганзы, а центром всей североевропейской торговли выступал могущественный рынок Антверпена, что во Фландрии. Но за последние шестьдесят лет произошли крупные перемены. Английская морская торговля вошла в такую силу и так потеснила ганзейскую монополию, что старый лондонский Стальной двор
[55]
был наконец закрыт. Реформация же ввергла протестантский Антверпен в разрушительную войну с его католическим сюзереном – Габсбургами, и Лондон урвал себе толику фландрийской торговли. Новая Королевская биржа, где собирались лондонские купцы, была переработанной копией другого великого собрания – Антверпенской биржи.
Но подлинная перемена оказалась еще глубже. Предки сэра Джейкоба – Буллы, гордые члены Стейпла, – экспортировали шерсть; к ней постепенно добавилось сукно. Дукет Серебряный занимался больше сукном, чем шерстью. Но это были традиционные товары, торговля которыми мало-помалу угасала. «Появится что-то еще», – предсказал Дукет Серебряный. Ядром стала группа отважных елизаветинских предпринимателей – торговцев тканями в основном; они назвались купцами-авантюристами. По мере того как буканьеры вроде Френсиса Дрейка открывали новые рынки, дельцы эти спешно преобразовывали оные в надежные торговые пути. Финансировались плавания и конвои, налаживались конвенции, изыскивались льготы. Логика быстро привела к образованию групп, занимавшихся разработкой отдельных новых рынков, но поскольку их бизнес подразумевал большие вложения в судоходство, риск приходилось делить на многих. А так как предприятие не сводилось к одному плаванию и ставило целью организацию долгосрочной торговли, возникла надобность в более прочном и длительном договоре. Как Шекспир с друзьями решили делить расходы на строительство «Глобуса» и ежегодную прибыль, так и лондонские купцы-авантюристы заключали соглашения, но куда более крупные.
Левантийская, Московская, Гвинейская, Ост-Индская компании. Маленький Джулиус перезнакомился на Королевской бирже со всеми. Сэр Джейкоб был купцом-авантюристом с тугим кошельком и долей в каждой. Он рассказывал о них сыну, а иногда читал ему захватывающие отрывки из «Книги путешествий» Хаклита. Но однажды, находясь на Королевской бирже, отец спросил у Джулиуса, какое из этих великих начинаний понравилось ему больше, и тот воодушевленно воскликнул:
– Виргинская компания!
– Виргинская? – удивился сэр Джейкоб.
Когда сэр Уолтер Рейли дал имя этой огромной американской территории, там не было ничего, кроме редких индейцев. Попытки обустроить торговый пост закончились неудачей. Однако в последние годы Виргинская компания, верившая в потенциал той земли, отправила на американские просторы новую партию колонистов, и капитан Джон Смит создал там не очень надежный плацдарм под названием Джеймстаун.
– Но почему Виргиния? – спросил сэр Джейкоб.
Как было мальчику объяснить? Заговорил ли в нем инстинкт саксонских предков Буллов, которые тысячу лет назад обосновались на Темзе и обустроили такой же торговый пост? Или его разожгло романтическое влечение к огромному, неисследованному континенту? Возможно, и то и другое. Но, не умея выразить чувства словами и вспомнив некогда услышанное от отца, он ответил так:
– Потому что она станет как Ольстер.
Сэр Джейкоб восхищенно взглянул на него, ибо именно этому и надлежало быть. Колонизация Ольстера, северной части Ирландии, была его гордостью. Король Яков постановил создать в краю диких папистов – «немногим лучше животных» – огромную колонию английских и шотландских поселенцев. Землю предлагали на легких условиях; с лондонскими гильдиями заключили договоренность, согласно которой те вкладывали средства в строительство фермерских хозяйств и перестройку целого города Дерри в обмен на будущие арендные сборы и прибыль. Одни торговцы тканями вносили больше двух тысяч фунтов. Что же касалось Виргинии, то разве не очевидна аналогия? Сильно ли отличались американские индейцы-язычники от диких ирландских папистов? Ну конечно нет. Король и сэр Джейкоб были вполне откровенны: «Виргиния станет американским Ольстером».
Охваченный любопытством, он принялся расспрашивать мальчика дальше. Что такое колонизация? Означает ли она порядок?
– Да, чтобы все получалось, – кивнул Джулиус.
И все только ради прибыли? Парнишка нахмурился:
– Я думаю, это хорошее место для праведных протестантов.
Значит, он полагает, что на Королевской бирже можно послужить Богу не хуже, чем в церкви?
Немного подумав, мальчик просиял:
– Конечно, отец! Разве Бог не избрал нас?
И сэр Джейкоб остался весьма доволен.
Месяц спустя Джулиус нашел матросский сундучок.
Тот покоился в углу просторного погреба в отцовском доме за какими-то тюками с тряпьем – давно почерневший от времени короб, перетянутый медными обручами и запертый на три здоровенных висячих замка. Джулиус решил, что вещь старинная.
Большой диковины в этом не было. Если Королевская биржа воплощала полное приключений будущее, то здесь уютное прошлое по-прежнему окружало Джулиуса. В его родном доме стояли массивные кровати с пологом на четырех столбиках – времен короля Гарри; хранилось издание Чосера, напечатанное Кекстоном вскоре после Войны роз; монастырское серебро – еще старше, принадлежавшее Дукету Серебряному. Да что говорить, даже дубовая обшивка и дубовый потолок с балками и рельефными украшениями на стыках, пускай и сработанные всего десять лет назад, приобрели как бы налет степенной, седой старины. То же самое было в Боктоне. При Тюдорах в старом фасаде из твердого известняка был проделан двойной ряд многостворчатых окон со средником. Окрестные жители продолжали платить пеню; в кухне черные котлы стояли со времен Плантагенетов, а в тишине заповедника ступали олени с грацией древней, как сами леса.
Но сундучок показался Джулиусу таким загадочным, что он справился у отца; ответ поверг его еще в большее удивление.
– Это пиратское сокровище.
Настоящий пират, да еще и мавр! Джулиус завороженно слушал отцовский рассказ о странном мореплавателе, оставившем богатство ему на хранение.
– Он уплыл. Говорят, похитил девушку из «Глобуса», но никто не знает наверняка. Его больше не видели. Одни болтают, что он отправился в Америку, другие – что в южные моря. – Отец улыбнулся. – Если когда-нибудь вернется, то ждут его, смею сказать, три прилива.
Что ж, о наказании, ожидавшем пиратов, было известно всем. Во время отлива их приковывали к столбу в Уоппинге – вниз по течению от Тауэра, где оставляли, покуда их трижды не накрывало приливом: удел, подобающим образом сопряженный с водной стихией.
Надобность в буканьерах старых времен отпала. Компании хотели упорядоченной торговли. Они не нуждались даже в защите со стороны Англии, благо король Яков заключил с Испанией мир. Пуритан отвращал малейший намек на дружбу с врагами-католиками, но Англии были не по карману войны, и большинство понимало это. Поэтому не стали нужны и буканьеры, нападавшие на вражеские корабли. Такие, как Черный Барникель, были обречены на кандалы.
