Когда Тиффани передала это отцу, тот встретил новость кисло.
– Увы, я не убежден, – заявил тот. – Толстуха знает лишь то, что сказал сам Дукет. Пусть говорит что угодно, но у Савоя он, несомненно, был. И вспомни еще, – продолжил он, – о подозрениях дамы Барникель насчет кражи денег. Я не готов пересмотреть свое мнение, и будь любезна держаться от него подальше.
Он посмотрел на нее сурово, и Тиффани лишь молча и кротко склонила голову.
Затем отправила послание.
Дукет, как было назначено, явился в церковь Сент-Мэри ле Боу.
С тех пор как ему отказали от дома, прошло больше полугода, и Тиффани испытала внезапный укол совести при взгляде на родное лицо, полные жизни глаза и лихую белую прядку. Пусть прав ее отец, но как же она могла так долго даже не попытаться с ним свидеться? Каково ему было – изгою, без всякого дружеского участия с ее стороны? Теперь же, осознав свой поступок, она устыдилась еще пуще, но когда рассказала ему об услышанном, Дукет не выказал никакой обиды.
– Рад, что теперь тебе можно говорить со мной без опаски, – рассмеялся он. – Забавно, впрочем, – признал он, – сколь охладели ко мне решительно все за последние пару лет. Не знаю, с какой стати.
Но Тиффани знала. Внезапно, подумав о подозрениях отца и дамы Барникель и глядя на его улыбчивое лицо, она поняла: он не мог совершить того, что ему приписывали.
– По-моему, – произнесла она, – тебе нужно кое-что знать.
На Пасху 1382 года в Лондон просочилось несколько экземпляров очень опасной книги. Так как книги переписывали писцы, тиражи были скудными, однако власти всполошились.
То была Библия. Или, точнее, ее дословный и не очень хороший перевод, частично выполненный Уиклифом и большей частью – другими. Даже сами авторы считали свой труд всего лишь первой попыткой. Но текст был на английском, его могли прочесть люди вроде Карпентера. Мысль об этом внушала страх.
– Английская Библия есть подстрекательство к бунту, – сказал жене Булл.
В народе еще оставались на слуху проповеди Джона Болла, а память о страшной орде повстанцев была так свежа, что перспектива чтения Библии простолюдинами с последующими собственными проповедями внушала ужас. Сторонников Уиклифа заклеймили уничижительным прозвищем лолларды, которое означало не то бормотавших молитвы, не то ниспровергателей Церкви. Библию Уиклифа назвали Библией лоллардов.
Бен Карпентер хотел себе такую. Пока он сумел раздобыть лишь Книгу Бытия. Как многие такие Библии, она предварялась лоллардистскими трактатами, и он все прочел: медленно, но успешно, и на сей момент дважды. Он не приносил ее в таверну «Джордж», ибо Эми сказала, что мать, которой Уиклиф после восстания разонравился, придет в раздражение. Зато несколько раз отводил саму Эми в укромное место и читал главы вслух.
– Когда распогодится, – пообещал он ей, – будем гулять вечерами, и я почитаю подольше.
Дождливая весенняя ночь, довольно холодная для майской. Ветер бил в ставни, когда Дукет миновал ворота Ладгейт. Он терпеливо ждал случая – вот уже два месяца с тех пор, как Тиффани предупредила его о подозрениях дамы Барникель, – и старался не упустить из виду свою жертву.
Конечно, дело могло оказаться пустячным. Возможно, связи не было и вовсе, но он не мог отогнать мысль, что безденежье Флеминга каким-то образом объяснялось его странными отлучками. И что бы ни было на уме у хозяина, Дукет должен разобраться, дабы очистить свое имя. Бакалейщик, шагавший впереди, пересек мост через Флит и устремился на запад по направлению к Темпл-Бар.
Дождь хлестал в лицо, затрудняя обзор. Уже перед Темпл-Бар Флеминг вдруг свернул направо и пошел по Ченсери-лейн. В этом квартале Дукет бывал редко, а потому подивился: куда это он? Парень попытался подобраться ближе. Налетел ветер, его обдало водой, он протер глаза.
Флеминг исчез.
Рискуя быть обнаруженным, Дукет помчался по Ченсери-лейн. Сотня ярдов, другая. Пропал без следа.
– Он не мог уйти дальше, – пробормотал Дукет и двинулся обратно, как шел. – Он где-то здесь.
Дома стояли по обеим сторонам улицы. Мерещилось, будто они тянутся к нему во тьме со своими высокими фронтонами и гнутыми балками. Он осознал, что миновал уже дворов двадцать и проулков, куда мог юркнуть Флеминг. То там, то здесь из-под дверей или ставней сочился слабый свет, но и только. «Надо искать. Пусть я увижу лишь, как он откуда-то выйдет, мне будет ясно, куда он подастся в следующий раз». Дукет расхаживал взад и вперед, не обращая внимания на дождь.
Прошло полчаса. Час. И вот, едва очутившись в очередном дворике, он услышал, как распахнулся ставень, поднял глаза и заметил лицо, на миг мелькнувшее в освещенном окне.
Флеминг с растущим возбуждением наблюдал за мерцавшим огнем. На этот раз все сойдется.
Должно было сойтись. У дочери в следующем месяце свадьба. А что он за нею даст? Ничего. Пришли мысли о жене. Когда она в последний раз хвалила его? Помочь могли только деньги. Поэтому Флеминг снова опустошил свой сундучок и все принес Силверсливзу. Алхимик тоже казался уверенным в успехе.
– Делаю это в последний раз, – уведомил он бакалейщика. – Больше не понадобится. – И улыбнулся при виде его озадаченности: не о деньгах ли речь. – Да, мой друг, – проговорил он, молча творя благодарственную молитву за Тиффани и ее состояние. – Скоро я разбогатею по-настоящему.
В комнате было жарко. Силверсливз, облаченный в хламиду волшебника, склонился над своей стряпней. Он медленно помешивал ингредиенты Эликсира, добавляя чеснок и соль. Время шло. Стало душно, огонь шипел, в ставни ломился ливень. Наконец все было готово.
– Раздувай огонь, – велел Силверсливз бакалейщику.
Именно этим и занимался Флеминг, когда ставень распахнуло ветром. Силверсливз нетерпеливым жестом повелел закрыть, и Флемингу пришлось высунуться из окна. Затем его взор вновь приковался к пламени.
В тигле уже клокотало.
– Ты думаешь… – начал Флеминг, но Силверсливз поднес палец к губам.
Одолеваемый желанием высказаться, бакалейщик встал на цыпочки и с предвкушением следил за подрагиванием тигля на углях. Дождь с ревом лупил в ставни. Флеминг едва ли услышал скрип, донесшийся с порога. Тигель шипел.
Но дальше началось что-то странное. Он явственно уловил движение, как и Силверсливз, который удивленно вскинул глаза: неистово булькал и трясся не только тигель, но задрожали и кувшины с мисками на столе. Дверь и окно затрещали, тигель подпрыгнул. Пол заходил ходуном. Поразительно, но пошатнулись даже стены – весь дом.
– Боже Всемогущий, – вскричал в экстазе Флеминг, – вот оно!
Так и должно было происходить при свершении чуда алхимии. Планеты тоже, небось, пришли в бешеное кружение, а небесные сферы сотрясались так же безумно, как дом. Быть может, – ужасная, но и возвышенная мысль – Силверсливз устроил светопреставление. Еще бы алхимику не всполошиться!
