На что бы ни рассчитывал Джеймс, он не мог предвидеть эффекта, произведенного его словами. Тайлер вытаращился. Затем побагровел – от правды ли, которая прозвучала, или был просто оскорблен. И вдруг потерял голову. С яростным ревом он, позабыв, похоже, о короле, пришпорил скакуна, выхватил кинжал и понесся прямо на Джеймса.
– Убью! – взвыл он.
Джеймс побледнел, но времени на раздумья у него не было. Перед ним началась потасовка. Сверкнули мечи – сперва мэра, потом оруженосца. Раздался крик. Конь Тайлера развернулся, помчался назад и не успел достичь короля, как Тайлер рухнул на землю и остался лежать, истекая кровью.
Повисла ужасная тишина. Повстанцы ахнули. Джеймс услышал, как Филпот пробормотал:
– Проклятье, они перебьют нас.
Но он не учел мальчика-короля, ибо четырнадцатилетний Ричард II явил исключительный пример хладнокровия и отваги. Вскинув руку и направив коня в самую гущу мятежной толпы, он воззвал к ним:
– Судари, я буду вашим командиром! Следуйте за мной!
Он устремился на север. Толпа помедлила. Джеймс задержал дыхание. Затем повстанцы последовали за королем.
Следующий час был сущим безумством. Мэр, Филпот и другие метались по Лондону. Наконец, воспрянув духом, войска и лондонцы из всех уордов сомкнулись рядами. Пока король удерживал мятежников переговорами, их окружили лондонские отряды.
И вдруг все закончилось. Повстанцы сдались. Король был цел и невредим. Мэра и Филпота на месте произвели в рыцари. На Лондонском мосту голова Тайлера сменила голову несчастного архиепископа. Но король Ричард мудро даровал безоговорочное прощение всем его жалким соратникам независимо от их деяний.
Для Джеймса же Булла подлинный триумф наступил, когда он, раскрасневшийся и возбужденный, подъехал к дому на Лондонском мосту сообщить новости и впервые был приглашен наверх, где застал в большой комнате купца, его жену и Тиффани.
– Ну-ка, мальчик мой, – улыбнулся ему сородич, – расскажи нам подробно, как было дело.
Великое крестьянское восстание 1381 года завершилось. В Восточной Англии и прочих областях еще вспыхивали отдельные бунты, но лондонское фиаско обезглавило революцию. Что касается обещаний юного короля, данных крестьянам, о них забыли мгновенно и прочно. Крестьянскую депутацию он лично уведомил чуть позднее: «Вилланы вы есть, вилланами и останетесь». Звезды восстановили свой ход, общественные порядки вернулись в положенные сферы. Однако был извлечен важный политический урок, который помнили на протяжении многих столетий. Булл сформулировал его коротко: «Подушные налоги означают беспорядки».
Через два дня после гибели Тайлера, когда порядок был благополучно восстановлен, к дому на Лондонском мосту подъехал человек на взмыленном коне. Это был Силверсливз, который выказал недюжинную радость при виде Булла.
– Слава богу, сэр, вы целы! А дражайшая Тиффани? – Он облегченно вздохнул. – Я страшно переволновался!
Силверсливз объяснил, что находился по делам на юго-западе Англии.
– Но как только услышал о Тайлере, опрометью бросился сюда!
Он поспешил наверх, даже позволил себе обнять возлюбленную, и вскричал:
– Как мне хотелось оказаться с вами!
Булл был растроган.
Единственным человеком, к которому сердце его осталось ожесточенным, был Дукет.
– Он имел дело с бунтовщиками, и этого достаточно, – заявил Булл. – Он изменник. – А самому подмастерью, освободив того из заточения, холодно сказал: – Мне безразлично, в чем заключалось твое участие. Я не отрекусь от обещанного Флемингу, когда отдавал тебя в ученичество, ибо дал слово. Но чтобы ноги твоей не было в этом доме!
Через месяц Бенедикт Силверсливз и Тиффани Булл обручились. Свадьбу, по настоянию девушки, отложили до следующего лета.
Когда Джеймс Булл услышал о помолвке Тиффани, то впал в глубокую задумчивость. «Ничего не поделать, раз так», – произнес он наконец. В глубине души он знал, что последние пять лет тешил себя пустыми надеждами, но чувство семейного долга и собственного достоинства не позволяло это признать. И вот когда он добился-таки расположения родственника, все закончилось. Внезапно он осознал, что не имел в жизни никакой особенной цели. Зачастил в «Джордж». Не то чтобы горько пьянствовал и забросил дела, но ведь у мужчин всегда остается много часов на мрачные размышления в одиночестве – чем он и занимался.
Дама Барникель приметила его и смутно вспомнила, что уже встречала раньше. Теперь она, исполнившись любопытства, положила на него глаз и обратила внимание Эми.
– Мужчина, – сказала она дочери, – есть то, что из него вылепишь.
При этом она не сильно сокрушалась своей неспособностью вылепить что-либо из Флеминга.
– Этот молодой человек нуждается в присмотре, – заявила она.
Чуть позже дама Барникель решила взять его под свое, как она выразилась, крылышко. Когда бы Джеймс ни пришел, он неизменно наталкивался на ослепительную улыбку здоровущей хозяйки.
– А вот и наш красавчик, – объявляла та грудным голосом, усаживая его.
Дама Барникель буквально мурлыкала. Она даже заставила этого статного, худощавого малого считать себя симпатичным.
– Ну вот, – говорила она впоследствии дочери, неловко переминавшейся рядом. – Учись, как вытащить из мужчины суть; никогда не знаешь, что там окажется.
Эми же порой расписывалась в неумении добиться этого от Карпентера. Конечно, она по-прежнему восхищалась его спокойной силищей, но история с восстанием Тайлера сбила ее с толку. Вернувшись из больницы, Карпентер в итоге отделался пустяком: неглубокими ожогами на руках и здоровой шишкой на голове. Но что бы с ним сталось, когда бы не Дукет? Взгляды Карпентера не изменились.
– Грабили лондонские бандиты, – сказал он ей. – Мы продолжаем жить под безбожной властью. Настанет день, когда все изменится.
Эми не могла разобраться в своих чувствах. Но он оставался ее суженым. А потому она понимала, что обязана радоваться, когда незадолго до Рождества Карпентер объявил:
– Ну, пожалуй, летом можно и пожениться.
После бедствий года минувшего казалось, будто начало 1382 года обещало зарю новой жизни. В январе состоялось радостное событие: отважный мальчик-король Ричард II сочетался браком с Анной – простоватой, но милой принцессой. Она была почти так же молода и прибыла, осуществив опасный переход морем, из далекой страны Богемии в Восточной Европе. Ко всеобщему восторгу, юный король и Анна Богемская моментально влюбились друг в друга, как в сказке.
И в доме Булла уповали на такое же благословение для себя.
В последнюю неделю февраля девка-толстуха решила заговорить. Почему именно тогда – неизвестно. Если причина существовала, она была надежно похоронена в складках.
– Дукет не ходил с бунтовщиками, – сообщила она Тиффани с бухты-барахты на кухне. – Он человека спасал.
