– Мы в тебе не сомневаемся, – заверил его Пак. – Но зачем говорить о чуме в такой погожий вечер?
– Затем, чтобы вы убедились в моей правоте. Дело в том, добрые люди, что эта Оксфордширская чума, возникшая среди рек, ручьев и болот, была по природе своей водянистой и влажной. И захворавшего ею следовало окунать в холодную воду либо обертывать мокрою простыней. По крайней мере, так я сам вылечил несколько человек. Возьмите это себе на заметку, ибо иначе вам не понять моих дальнейших рассуждений.
– Ты тоже, Ник, возьми себе на заметку, – вмешался Пак, – что мы тут не ученые доктора, а всего лишь паренек, да девочка, да бедный старый дух. Так что говори попроще, о премудрый Иссоп!
– Проще говоря, собирал я однажды травы на бережку, и тут королевские солдаты прострелили мне грудь и притащили к своему полковнику. Звался он не то Блэгг, не то Брэгг, и я его честно предупредил, что в лагере у нас чума и сам я всю неделю ходил за больными. Он бросил меня в какой-то сарай, вот вроде этого, и оставил там умирать; но их священник ночью пробрался ко мне и перевязал рану. Он был родом из Сассекса – мой земляк.
– Кто бы это? – живо спросил Пак. – Зак Татшем?
– Нет, Джек Маргет.
– Джек Маргет из Нью-Колледжа? Такой низенький, веселый, он еще заикался, верно? И какого же лешего делал в Оксфорде заика Джек?
– Надеялся, что король назначит его епископом, как только разобьет мятежников – то есть нас, приверженцев Кромвеля и парламента. Его колледж еще и денег одолжил королевской казне – плакали их денежки, так же, как и Джекова епархия! Сам он, хоть и был простодушный малый, к тому времени уже по горло насытился королевскими посулами и рвался домой, к жене и детишкам.
Отправился он к ним куда раньше, чем ожидал. Не успел я встать на ноги после ранения, как этот негодяй Блэгг заявил, что я, мол, ухаживал за чумными, а Джек ухаживал за мной, – и выгнал нас обоих прочь из лагеря. Королю Джек был теперь не нужен – деньги от колледжа он уже получил – а на меня злобился их полковой лекарь: не мог я молча смотреть, как он гробит больных. А еще ученый доктор! И вот, стало быть, этот Блэгг попросту вышвырнул нас вон, обозвав на прощанье пронырами, пустомелями и проходимцами.
– Как! Назвать тебя пустомелей? – Пак даже с места вскочил. – Да уж, вовремя им Оливер прочистил мозги! Но что же стало с вами дальше – с тобой и честным Джеком?
– Мы с ним должны были расстаться, но вышло иначе. Я собирался вернуться в Лондон, в свой домик при лазарете святой Марии, а он – к себе в Сассекс; но чума распространялась так быстро – она уже охватила Уилтшир, Беркшир и Хэмпшир – и он так обезумел от беспокойства за своих родных, что я решил составить ему компанию. В трудный час я получил от него помощь и утешение и должен был отплатить ему тем же. Притом я вспомнил, что у меня есть родственник в Грейт-Уигселл, неподалеку от прихода, где служил Джек.
Мы тащились пешком от самого Оксфорда: Джек да я, сутана да камзол – горе-вояки, которым опротивела война. И то ли вид у нас был такой жалкий, то ли чума смягчила людские сердца – но нас никто не трогал. Правда, пришлось однажды посидеть полдня в колодках за бродяжничество, это было в деревне на краю Леонардова леса (там, я слышал, никогда не поют соловьи). Однако тамошний констебль оказался честным малым и вернул мне мой Астрологический календарь, который я всегда ношу с собой, – мистер Калпепер постучал по своей впалой груди. – У него нарывал большой палец, я сделал ему перевязку. И мы отправились дальше.
Наконец – чтоб не докучать вам ненужными подробностями – мы добрались до деревни, где жил Джек Маргет. Уже смеркалось, и лил проливной дождь. Здесь наши пути расходились, ибо я собирался остановиться у своего родственника в Грейт-Уигселл. Но не успел Джек показать мне издали колокольню своей церкви, как мы заметили человека, что лежал поперек дороги мертвецки пьяный: так, по крайней мере, подумал Джек. Это оказался некий Хебден, в прошлом примерный прихожанин, и Джек стал горько сетовать на самого себя: он-де негодный пастырь, покинул своих овечек на произвол судьбы и соблазна. Но я-то сразу понял, что это чума – и притом не первый случай. Потому что на дорогу был выставлен чумной камень, и голова умирающего лежала как раз на нем.
– Что такое чумной камень? – шепотом спросил Дан.
– Если в каком-нибудь селе приключится мор и соседи, опасаясь заразы, перекроют все дороги – то эти несчастные выставляют за околицу такой выдолбленный камень, либо просто котелок или лохань. Кому нужно, может положить туда деньги и бумагу с перечнем необходимых припасов. Положить – и уйти. Потом приходят торговцы, забирают деньги – ибо страсть к наживе сильнее страха! – и оставляют взамен столько съестного, сколько сочтут справедливым. В луже рядом с беднягой Хебденом блестела серебряная монетка, а в руке он сжимал размокший бумажный листок.
«Жена моя! Там моя жена и дети!» – возопил Джек и припустился вверх по склону, а я за ним. Тут из-за амбара выглянула какая-то женщина и закричала нам, что в деревне чума и все обходят ее стороной.
«Радость моя, – говорит ей Джек, – мне ли обходить тебя стороной?»
И она бросилась к нему на шею с криком, что дети здоровы. Это была его жена!
Бедный Джек со слезами на глазах возблагодарил Всевышнего, посетовал, что не может принять меня как радушный хозяин, и умолял бежать от них подальше, пока не поздно.
«Нет, – говорю я ему. – Да накажет меня Господь, если я покину вас в эту минуту! Ибо я, с Божьей помощью, неплохо разбираюсь в недугах».
«О сэр, – воскликнула его жена, – неужели это правда? Ведь у нас и врача-то нет!»
«Коли так, добрые люди, – говорю, – самое время применить на деле мое искусство».
«П-послушай, – вытаращил глаза Джек, – а я-то всю дорогу принимал тебя за полоумного проповедника, из этих, круглоголовых».
И он расхохотался, она тоже, да и я вслед за ними. Так мы стояли под дождем, все трое, сотрясаясь от беспричинного смеха, пока нам не полегчало. В медицине это называется истерическим припадком… А потом они повели меня к себе.
– Отчего же ты, Ник, не пошел к своему родственнику в Грейт-Уигселл? – поинтересовался Пак. – Это ведь милях в семи, не больше.
– Но чума была не там, а здесь, – мистер Калпепер показал на вершину холма. – Разве мог я уйти отсюда?
– А как звали детей священника? – спросила Уна.
– Элизабет, Алисон, Стивен и младенец Чарльз. Сначала я их почти не видел, потому что поселился вместе с их отцом в каретном сарае. А мать мы оставили в доме, с ребятишками, и не позволяли ей ухаживать за нами: ей и без того досталось.
А теперь, добрые люди, с вашего позволения, я разъясню свою мысль поподробнее. Больше всего больных было на северной стороне улицы, чему, несомненно, способствовал недостаток солнечного света. Оный же свет, исходящий из primum mobile, или источника жизни (я говорю с точки зрения астрологии), оказывает на все вокруг в высшей степени очищающее воздействие. Чума свирепствовала также вокруг лавки, где торговали зерном в розницу, и на обеих водяных мельницах, и еще в нескольких местах, кроме кузни. Возьмите это себе на заметку!
