«Не все ли равно, – усмехнулся тот, —
Мафусаил – или, может быть, Лот.
Мало ль на свете странных имен?
Я из Египта, зовусь Фараон.
Вы плиты кладете немножко не так,
И трубы другие, но это пустяк.
И вы, подучившись, смогли бы вполне
До неба гробницу выстроить мне».
II КОРАБЕЛЬЩИК:
Хотите верьте, хотите нет,
Нашему делу – тысячи лет,
И мало что изменилось с тех пор,
Как первый корабль спустили с опор.
В Блэквольском доке месяц назад
Мы оснащали помятый фрегат.
И странный толстяк бродил среди нас,
Седобород и седовлас.
Хотите верьте, хотите нет,
Он знал в нашем деле любой секрет,
Узлы, и снасти, и такелаж
Знал назубок, словно «Отче наш».
Вот и спросил самый бойкий матрос
Из тех, что в трюме крепили насос:
«Коли уж так вам по нраву наш труд,
Мистер, скажите: как вас зовут?»
«Не все ли равно? – улыбнулся дед. —
Может быть, Сим, а не то – Иафет.
Может быть, вы и знакомы со мной,
Я капитан, а зовут меня Ной.
Руль ваш устроен немножко не так,
Насосы другие, но это пустяк.
И в этом ковчеге, плывя наугад,
Я мог бы достигнуть горы Арарат».
ОБА ВМЕСТЕ:
Хотите верьте, хотите нет, и т. д.
Перевод М. Бородицкой
У Дана появилось новое увлечение: мастерить модели кораблей. Но после того, как он замусорил классную комнату щепками, убирать которые предоставил Уне, его попросили вместе с инструментами на улицу, и он нашел себе приют во дворе у мистера Спрингетта, где разрешалось сорить стружками и опилками сколько душе угодно. Старый мистер Спрингетт был строителем, инженером и подрядчиком; его двор, выходивший на главную деревенскую улицу, был полон интереснейших вещей. В большом сарае на сваях, куда надо было залезать по лестнице, хранились доски от строительных лесов, бидоны с краской, блоки, малярные люльки и всякая всячина, которая водится в старых домах. Старик, бывало, часами сидел наверху, присматривая за разгрузкой или погрузкой какой-нибудь телеги, а Дан в это время что-нибудь, пыхтя, строгал на верстаке возле окна. Они издавна дружили и никогда не скучали вместе. Мистер Спрингетт был так стар, что помнил еще прокладку первых железных дорог в южных графствах и двуколки с высокими сиденьями, чтоб возить под ними собак.
Однажды, в душный и жаркий день, когда плавился толь на крыше и запах от него шел, как от только что просмоленного корабля, Дан, в одной рубашке, скоблил форштевень своей новой шхуны, а мистер Спрингетт толковал о построенных им домах, складах и амбарах. Казалось, он не забыл ни одного камня, ни одной дощечки, которые ему доводилось держать в руках, ни одного человека, с которым имел дело. Сейчас он с гордостью рассказывал о здании деревенского клуба на главной улице, достроенном несколько недель назад.
– И я не побоюсь вам сказать, мастер Дан, что этот клуб останется моей лебединой песней на этой грешной земле. Я не заработал на нем и десяти фунтов – да что там, и пяти фунтов не заработал! Но зато мое имя вырезано в камне на фундаменте: «Строитель Ральф Спрингетт», а камень этот покоится на четырех футах доброго бетона. Чтоб мне в гробу перевернуться, если он сдвинется хоть на полдюйма за тысячу лет! Я так и сказал архитектору из Лондона, когда тот приехал принимать работу.
– А он что? – спросил Дан, полируя борт шхуны наждачной бумагой.
– Да ничего. Для него наш клуб – пустяковый заказ, мелочь. А для меня совсем другое дело – ведь это мое имя останется там увековеченным в камне… Теперь возьмите круглый напильник, вон тот, поменьше… Кто это там? – Мистер Спрингетт всем телом повернулся в кресле.
Высокая груда досок в середине сарая, загремев, рассыпалась, и взъерошенная голова Гэла Чертежника
[3]
(Дан его сразу узнал) показалась на свет.
– Это вы, сэр, строитель деревенского Холла? – спросил он у мистера Спрингетта.
– Он самый, – последовал ответ. – Но если вы ищете работу…
Гэл засмеялся.
– Нет, клянусь чертежной линейкой! – сказал он. – Но ваш Холл так на славу сработан, что, будучи сам из здешних мест, да вдобавок кое-что смысля в этих делах, я взял на себя смелость засвидетельствовать свое братское почтение строителю.
– Гм! – Мистер Спрингетт приосанился. – Раз так, давай испытаем, что ты за строитель.
Он задал Гэлу несколько каверзных вопросов, и ответы, должно быть, его удовлетворили, ибо он предложил Гэлу присесть. Гэл двинулся вбок, держась за грудой досок так, что только голова была видна, и пристроился наконец на козлах, в темном углу сарая. Не обращая никакого внимания на Дана, он продолжал беседовать с мистером Спрингеттом о кирпиче, цементе, стекле и тому подобных вещах. Старик, судя по всему, был очень доволен – он поглаживал свою седую бороду и важно попыхивал трубкой. Они, казалось, во всем были согласны между собой, но когда взрослые согласны, они перебивают друг друга не меньше, чем когда ссорятся. Гэл сделал какое-то замечание о ремесленниках.
– Вот это самое я всегда и говорю! – воскликнул мистер Спрингетт. – Если человек умеет делать только что-то одно, он почти такой же болван, как и полный неумеха. В том-то и ошибка профсоюзов!
– Вот именно! – Гэл звонко хлопнул себя по ноге, обтянутой тесным трико. – Сколько я настрадался в свое время от этих самых гильдий! Или как вы их там зовете – профсоюзы? Как они любят болтать о секретах своего ремесла! А что толку?
– Толку мало! Это ты попал в самую точку, – подтвердил мистер Спрингетт, ногтем большого пальца приминая табак в трубке.
– Возьмем резьбу по дереву, – продолжал Гэл. Нагнувшись, он достал из-за досок деревянный молоток, а другую руку требовательным жестом протянул к мистеру Спрингетту. Тот, не говоря ни слова, передал ему стамеску. – Ну да! Если у вас есть молоток, стамеска и образец узора – ради Бога, берите инструмент и принимайтесь за дело! А секретам резьбы вы скоро научитесь на собственных мозолях!
Тук-тук-тук! – заходил молоток по стамеске, и из-под ее острия завилась длинная, красивая стружка. Мистер Спрингетт следил за ним во все глаза.
– Суть всех ремесел одна, – рассуждал Гэл. – И ждать, пока другой человек доведет до конца вашу работу…
– …Не имеет смысла, – вклинился мистер Спрингетт. – Вот что я всегда говорю этому мальчугану, – он кивнул на Дана, – то же самое я сказал, когда поставил новое мельничное колесо Брюстеру в тысяча восемьсот семьдесят втором. Хоть раньше мне не доводилось этим заниматься, но не вызывать же из-за такой ерунды человека из Лондона. Да к тому же это разделение труда съедает весь заработок.
