– Покажи-ка, – попросил князь. Преподаватель с готовностью протянул ему ножичек. – Ох и ладный, – вертя его и так и сяк, уважительно подтвердил мужчина.
– Хорош, мерзавец, – вторил ему Владимир. – Добрые мастера делали.
– Смотри, – попросив ножик назад, Булыцкий продемонстрировал мужам механизм фиксирования лезвия, ловко сложив и разложив ножичек.
– Ох и хорош! – не скрывая своего восхищения, кивнул Дмитрий.
– Прими в дар, князь! – не растерялся преподаватель и тут же протянул вожделенный предмет Дмитрию. Чуть поколебавшись, тот взял подарок из рук чужеродца. – И тебе, Владимир Храбрый, – вытащил он черную футболку, так заинтересовавшую мужа, – врагов устрашать. Ты примерь! – Тот не стал заставлять себя упрашивать и тут же надел дар.
– Мудреная штука, – и так и сяк разглядывая скелет в непривычном обмундировании, одобрил дар Владимир.
– Так и ты прими, чужеродец, – едва лишь удивление прошло, обратился Дмитрий Иванович к гостю. – Не по-княжески это: без дара в ответ, – протянул он Булыцкому боевой кинжал в богато украшенных ножнах.
– Спасибо тебе, Дмитрий Иванович, – прижав драгоценность к сердцу, поклонился Булыцкий. – Сам костьми лягу, да дар твой сохраню.
– А это, – снимая тяжелый пояс, добавил Владимир Храбрый, – от меня.
– Спасибо тебе, Владимир Андреевич!
А по трапезной между тем разнесся сладковато-прогорклый запах маринадов.
– Держи, князь, – вспомнив про разносолы, тот, несколькими ловкими движениями наловив мясистых огурцов, что покрупнее, и выложив на плошку, протянул гостям.
– Квашеные? – крякнул Дмитрий, с хрустом надкусив один из даров. – Ох и хорош! – одобрительно кивнул он.
– Ну и здоров! – искренне восхитился его брат.
– То тебе он здоровым видится, – поспешил заверить гость, – а позднее, в моем времени, так и дело обычное. И побольше будут!
– А это что за невидаль? – подозрительно посмотрел Владимир Андреевич на расплывшийся в соседней плошке помидор.
– Да не бойся, угостись! – чтобы развеять подозрения, сам грызанул он помидорку, из тех, что помельче. – И вот еще, отведайте, князья, – выдергивая из очередной банки мясистый кусок кабачка, протянул он.
– Так, стало быть, из грядущего ты.
– Так точно, князь.
– Чего?
– Да-да, – поспешил поправиться тот. – Из грядущего.
– Так, значит, выращивать овощ будут в грядущем? – хмыкнул Донской, щелкнув ногтем по банке, и его спутники задорно рассмеялись.
– Да нет, князь, – тоже улыбнулся пенсионер, представляя себе эту картинку. – То для хранения. Как кадка. Насобирал с осени да по банкам закатал. Как надо что, открыл одну – вот тебе и харч или закуска. Оно, видишь, дело какое: банка-невеличка; так в ней испортится ничего не успеет, пока открыта.
– Уж больно крупна моркошка у тебя, – недоверчиво посмотрел он на разложенные на столе дары. – А посудина дивная, – князь задумчиво взял в руки опустошенную банку. – Нерукотворна! – с восхищением покрутив наполовину опорожненную склянку, прошептал он. Затем, ловко подковырнув уплотняющую резинку, принялся сосредоточенно мять ее. – Не сыромятина, – наконец подтвердил он.
– Да какая там сыромятина?! – как мельница, замахал руками Булыцкий. – И слово такое забудут! Все попеременится! И сейчас Москва велика, да через семь сотен лет разрастется, что поле ухоженное. За день не пройти насквозь будет. И вширь и ввысь! Каждый дом, что башня Вавилонская; в небеса упирается. И по столице ездить телеги самодвижные начнут, чтобы люд успевал куда потребно. Народу, что мошки, будет! Как на отмости все выйдут, так что река нескончаемая.
– А ораву такую как прокормить? Где же смердов столько набрать? А земель у князя откуда столько? А бояр?
– И про смердов забудут, и про бояр. Вернее, как: забудут? – подумав, поправился он. – Оно вроде переиначится все, да суть все та же останется. Один землей владеет, другие распоряжаются, ну а работать – смерды… Оно только упорядочится все; как в рати доброй станет: у каждого дело свое. Кто скотину выращивать, да не по одной-двум головам, а десятками, а то и сотнями. Кто землю вспахивать, да не клоками да заплатами посреди леса, а полями бескрайними, что море размером.
– Врешь! А как враг нападет, куда скотину всю девать? Колоть?! Так пока переколешь такую прорву, уж и неприятель подойдет! А соли где, солонину-то делать? Не напасешья! Так погниет скотина вся, смердеть будет! Вот тебе и хвори. Так и врагу брать город такой не надо! Сами передохнут. А не колоть – так тебе же и хуже. Врагу на радость: для осады вот тебе и мясо! Так, в город, что ли?! Так если один приведет – не беда! А если с десяток хозяев за стенами укрыться решат, это же как смердеть все будет? Да и лесу сколько погубить надо, чтобы обгородить крепость такую?! А осветить как?! Это же лучин надо сколько?! Немудрено, что поля у тебя как моря! Повырубят все на лучины одни-то! А ратников на стену такую откуда? Частокол без ратников – пустое.
– Там уже и не укроешься, – мрачно отвечал старик. – Случись чего, люд друг друга не саблями да стрелами сечь начнет, а зарядами огненными. Огнем поливать земли неугодные начнет, да так, что и не дотянешься до такого. Стрелы с горящими хвостами: ракетами назовут их. Как на землю такая падает, так и скудельница
[42]
с курганом
[43]
вот тебе готовая. А что рядом окажется, так живота лишится или поранено будет. И друг на друга не ратники пешие пойдут да конники, а машины непобедимые, которым и стена не стена, и забор не забор. А что под них попадет, так с землей сровняно будет. А кто и дальше пойдет: хвори на соседей напускать, жизни их лишая да земли отравляя на долгие лета. Тут уже никакая стена не спасет; оно потому и забудут про крепости с частоколами неприступными.
– Да как же без стен-то? А люд лихой? А чужеродцы? Что это значит: кто возжелает, так всем внутрь можно, хоть бы ты и днем, а хоть бы и ночью?
– Всякого будет вдоволь, – кивнул головой преподаватель, – и лихого и доброго люда. И чужеродцев. Да по мне, коли с помыслами добрыми, так и добро пожаловать, – пожал он плечами.
– Так, говоришь, – насупился Дмитрий Иванович, – огнем небесным да хворями окаянными жечь друг друга будут, да? Так что земля потом мертвая, так?
– То и говорю, – согласился Булыцкий.
– Брехня! – возмутился Владимир Андреевич. – Какой князь земли убивать будет, хоть бы и врагов своих? А хабар откуда? А дань? А наместников куда ставить?! На земли отравленные, что ли? Да как князья такое допустить сподобятся? Им же на землях потом жить да дружины в бой вести.