— Прости, Том, глупость я сказал. Так что врезал ты мне правильно. Нет, правда, прости, а? Не прав я был.
Том медленно поднялся, так и не воспользовавшись помощью китайца, но потом неожиданно протянул руку.
— Ладно, мир!
После рукопожатия он продолжил:
— Жан в соседнем доме живет… Я сам видел, жена его вечером к мяснику пошла. Тот им мяса давно не отпускал, долгу накопили. А тут она и вырезки говяжьей пару фунтов унесла. И телятины фунт. Значит, долг нашлось, чем погасить. Но жена у Жана не работает, дома сидит. То есть деньги Жан с работы принес. Но получка у него по пятницам, как у всех.
— И что?
— А то, что думаю я, Джиан, что тот хмырь шпиком был. И русского нашего выслеживал. Вот и спрашиваю, не видел ли ты, чтобы за вами кто-то следил, когда вы заказ русского тащили?
Нью-Йорк, Бронкс, 31 августа 1896 года, понедельник, около девяти вечера
Я заглянул к Джонсонам после ужина, хотелось узнать, как у них все прошло. Да и узнать, точно ли мне не стоит появляться ни в аптеке, ни на «точках», — тоже было необходимо.
Первое, что поразило меня, была тишина. Близкая к абсолютной. В гостиной сидел только сам Тед, его Розочка уже начала укладывать детей. А больше в квартире никого не было. Благодать!
Еще бросалось в глаза, что Тед вымотан до предела.
— Ну, как прошло? — спросил я.
— Успешно. Всех пропустили, жилище я им снял, здесь же, возле строящегося моста, с квартирки толпа китайцев съехала, на Запад перебирались, ну вот Фань и подсказал мне. Небогато, но зато могут устроиться там все вместе. Теперь вот сижу, к тишине привыкаю.
Потом разговор перешел на вопросы бизнеса. Тед подтвердил, что на этой неделе мне соваться ни в аптеку, ни на «точки» не стоит. Правда, тут же проявил и свою протестантскую бережливость:
— Так что за эту неделю тебе от партнерства только двадцатка «капнет», справедливо?
— А тебе? — ехидно уточнил я.
— А я свое потом отработаю!
— Ну, так и я — потом!
Тед улыбнулся.
— Ладно, раз «потом», оставим тебе «полтинник». Слушай, Юра, а давай выпьем?
Едва он успел налить нам по «шоту»,
[127]
как из детской вышла его жена. Выглядела Розочка заплаканной, что резко контрастировало с ее вчерашним видом, исполненным счастья.
— Роза, что-то случилось? Почему вы опечалены?
Вместо ответа она беспомощно глянула на меня и разрыдалась.
— Ну же, солнышко, что ты? Будет тебе! Все обойдется, вот увидишь! — тут же бросился утешать ее муж.
Всхлипы потихоньку затихли.
— Сестра ее там осталась. Младшая, Сарой зовут. Когда из Ханьи отплывали, она прямо с парохода сбежала, только записку оставила, мол, к жениху. Любит его, жить без него не может… А хватились только после отплытия. Вот Розочка и переживает за сестренку…
Розочка снова разразилась рыданиями. Поняв, что это надолго, я быстро выпил свой «шот», взмахом руки попрощался с Тедом и удалился.
Нью-Йорк, Бронкс, 31 августа 1896 года, понедельник девять вечера
Старый Фань Вэй немного удивился, когда из-за циновки, загораживающей вход в комнату, где расположился он с тремя помощниками, раздался вопрос Джиана:
— Досточтимый дедушка, не позволите ли вас побеспокоить?
Правда, внук учел обстановку, и вопрос звучал не на английском, а родном кантонском диалекте,
[128]
но все же сам факт, что он беспокоит дедушку во время «совещания», как сказали бы янки, удивлял.
— Входи, Джиан, конечно же! — любезно ответил старик, откладывая в сторону дымящуюся трубку. — Что приключилось, внучек?
Джиан коротко доложил. Про то, что ему померещилось, что за ними следили. Про сыщика, примеченного Томми, и про погашенный Жаном долг мяснику. И про то, что, по словам Томми, следил шпик именно за русским.
— А почему ты с этим пришел ко мне? — немного помолчав, спросил у молодого китайца дедушка.
— Первой моей мыслью было, что Томми мог и ошибиться, и сыщик интересуется нашими делами.
Дедушка кивнул, но промолчал, явно ожидая продолжения.
— А второй мыслью было то, что русский стал нашим партнером и вашим приятелем. И его проблемы могут расстроить вас.
— Могут. Могут, внучек. Это все?
— Все!
— Тогда, Джиан, ты упустил главное. К сожалению, ты прав, и этот русский пока лишь приятель и компаньон, но не друг! — тут Фань Вэй сделал несколько неторопливых затяжек. Увидев, что «малыш Ян», татуированный громила, сидевший по левую руку от деда, понятливо кивнул, он продолжил:
— Ты, Джиан, знаешь, что наш народ в этой стране недолюбливают. Но страна эта великая, очень богатая, и со временем будет становиться только богаче. Поэтому нам и понадобятся друзья. Настоящие друзья, а не просто партнеры. Но такие, чтобы имели вес в этой стране. А наш русский партнер, поверь мне, имеет все шансы получить такой вес. Лет через десять, пятнадцать. Поэтому нам следует сделать его своим другом.
Он повернулся к «малышу Яну» и распорядился:
— Завтра с утра поставишь людей и в районе, и там, где этот русский стреляет. Появится шпик, пусть сообщат. Там и решим, то ли проследить за ним, то ли расспросить… Мало ли что…
«Да и Стелла расстроится, если с этим Юрием вдруг что-то случится! — подумал он про себя. — А друзья, что бы я ни говорил внуку, заводятся по велению сердца. Так что расстройство Стеллы, если не лукавить с самим собой, не менее важная причина!»
Нью-Йорк, Манхэттен, 31 августа 1896 года, понедельник, десятый час вечера
За день Фред Морган и мистер Спаркс сильно устали и проголодались. Поэтому, придя в отель, они по-быстрому привели себя в порядок и отправились ужинать. Когда ужин подходил к концу, к ним подошел метрдотель и шепотом произнес:
— Простите, вы кого-то ждете? Тут один мистер рвется с вами пообщаться.
Слово «мистер» мэтр произнес с таким отвращением, что ясно — это лишь дань вежливости. И в зал ресторана он упомянутого посетителя не пустит.
— Предложите, пожалуйста, упомянутому господину подождать. Мы скоро закончим! — успокоил метрдотеля Фред.
* * *
