Неожиданно наступила тишина… Автоматчики на левом фланге на какое-то мгновение стихли. Они не понимали, на месте остались «драконы» или отступили. Решили, должно быть, выждать, чтобы прояснить ситуацию, или же продвинуться дальше, выше по склону, чтобы завершить обхват. Момент показался подходящим.
– Кто дойдет первым, подбирает Лаврова… На спуск! Вперед! – ровным, спокойным голосом скомандовал Клишин и сам совершил первый шаг-скачок, определяя направление.
«Драконы» молча и стремительно, без малейшей задержки бросились за командиром вниз, не замечая по дороге сучья и проламывая бронежилетами самые густые заросли – словно тяжелые танки, двинувшиеся в атаку. Треск автоматных очередей боевиков слился с треском кустов. Но автоматчики прозевали первые секунды броска, а уже через мгновение все девять спецназовцев оказались в крутобокой и слегка искривленной низинке, скрывающей их и от правого, и от левого флангов, и пули застучали по стволам гораздо выше их голов, покрытых только камуфлированными косынками.
Завершающий этап прорыва оказался самым опасным. Место, где застыл без движения подполковник Лавров, простреливается с любой стороны, сверху и снизу, и никак нельзя миновать опасную зону. В таких местах бежать, пусть и с предельной скоростью, но по прямой линии – равносильно самоубийству. Однако спецназовцы хорошо умеют использовать для укрытия каждую неровность почвы, приучены менять направление движения. Прыжки, перевороты, кратковременные остановки, новые рывки – и они уже у цели.
Но внизу их ждало разочарование…
Подполковник Лавров, недавно лежащий здесь, недалеко от кустов, укрывающих берег ручья, исчез…
Более того… И очереди сверху, оттуда, где остались боевики, почти прекратились. Отчетливо прослушивались редкие выстрелы из трех автоматов, словно бы намекающие, что боевики еще здесь. Прикрытие отхода… Но остальных боевиков, как показалось Клишину, на месте уже нет…
Так кто отступил? Девять спецназовцев или три десятка боевиков?..
Совершенно непонятная ситуация…
2
Ночь прошла быстро, но выдалась беспокойной.
Небольшое горное селение никогда за всю свою полуторавековую историю не видело столько людей сразу и уж тем более не мечтало увидеть столько вертолетов, в этот раз никому не угрожающих и даже не несущих на подкрылках обычных боезарядов. Впрочем, местным жителям, тем, кто строил эти дома, кто копал колодцы и выращивал здесь скот, кто детей выводил на солнечный свет, так и не пришлось увидеть это паломничество. Только родственники и друзья погибших, и даже просто посторонние люди, прослышавшие про трагедию, неизвестно кем и с какой целью так быстро оповещенные, начали стекаться в селение с двух противоположных сторон межгорья по дороге и даже из леса, со склонов гор, где существуют только плохопроходимые и небезопасные по нынешним смутным временам тропы. Откуда-то вдруг возникали, появлялись, тихо разговаривали друг с другом неизвестные люди и смотрели на федералов красными воспаленными глазами то ли с ненавистью, то ли с возмущением, то ли с непониманием. Но только не с любовью.
Первыми пришли мужчины. Возле небольшого по численности населения села не оказалось даже блокпоста, а отряд охраны следственной бригады никто не уполномочивал брать на себя комендантские функции. Следовательно, документы при входе в село ни у кого не проверялись. Ситуация из-под стандартного военного контроля выходила стремительно, и старший лейтенант Романов задал по этому поводу вопрос старшему следователю окружной прокуратуры Ильдару Набиеву. Может быть, следует провести экстренную проверку документов у всех прибывших?
Старший следователь поморщился и отмахнулся:
– У людей траур… То, что ты предлагаешь… Даже кощунственно… Для них сейчас любая проверка… А… Что тут говорить… Пощечина, одним словом…
– Я еще, товарищ полковник, ничего не предлагаю… Я только предполагаю… Но уверен, что безопасность следственной бригады должен обеспечивать именно я со своими людьми. Потому и задаю вопрос, товарищ полковник, который меня волнует… – Романов сказал достаточно жестко и твердо, не слишком теряясь от того, что при равном количестве звездочек на погонах его погоны всего с одним просветом, а сами звездочки маленькие, в отличие от звездочек старшего следователя и его погон с двумя просветами.
– Ты, старлей, похоже, местных жителей вообще за людей не считаешь… – добавил тут же смурной и злой опер ФСБ Саид-Магомет Ягадаев, как и все, почти не спавший в эту ночь, и оттого еще более озлобленный. Так произнес, словно хотел этой фразой обвинить спецназовца во всех смертных грехах, в том числе и за происшедшее здесь.
На это Романов не ответил. Нужным не посчитал и предоставил оперу самому решать, что кроется за его молчанием – согласие или возражение.
Наметанный глаз умеет видеть многое из того, что простому взгляду недоступно. Траур – трауром, но от угрюмых людей из тех, что появились в числе самых последних, то есть самых осторожных гостей села, откровенно пахло лесными кострами, и Романов, как опытный спецназовец, недаром получивший «краповый» берет, предупредил своих бойцов, чтобы они были настороже, и даже выслал две тройки самых опытных парней «погулять» по ближайшим лесным гущам и проверить, нет ли где скопления боевиков. Особо попросил обратить внимание на точки, с которых удобно вести обстрел села. К сожалению, таких точек вокруг множество, и следственная бригада вместе с отрядом охраны представляли собой заманчивую мишень. О своих превентивных мерах Романов старшему следователю не доложил. Во-первых, тот, хотя в настоящий момент и является его непосредственным начальником, все же не боевой офицер и вряд ли поймет всю сложность ситуации. А во-вторых, Набиев слишком, мягко говоря, деликатный, как показалось старшему лейтенанту, человек и может не одобрить любую боевую активность, если она кому-то не понравится. И будет против любого жесткого действия даже в том случае, если эта жесткость вполне вписывается в законы, который старший следователь и сам любит соблюдать, и от других требует того же.
Старший лейтенант с беспокойством наблюдал за мужчинами и старался определить дворы, где концентрируются люди, на его взгляд, наиболее опасные. А определять внешне опасных визуально он давно научился. В этих дворах могут быть тайники с оружием.
Но чуть позже начали приходить и женщины, традиционно одетые во все черное. Женщины в конкретных дворах не концентрировались, они вообще собирались одной единой толпой. Это обеспокоило дополнительно. Романов хорошо знал, что в таких ситуациях женщины представляют гораздо большую опасность, нежели мужчины. Против мужчин, если они вдруг станут агрессивными и непредсказуемыми, всегда можно применить силу, и никто тебя за это не осудит. Приказ однозначен – обеспечить безопасность следственной бригаде, а остальное значения не имеет. А вот что делать, когда на тебя бросается толпа женщин? А такие случаи бывали уже не однажды. Эта толпа не просто оцарапает лицо или изобьет своими кулаками, в которых скрыта отнюдь не женская сила. Она разорвет человека на куски. Женщины не боятся оружия и смерти, им не присуща мужская осторожность, потому что хорошо знают – далеко не каждый решится выстрелить в безоружную, ослепленную яростью женщину. Но и это не все – женская истеричная отчаянность и бесстрашие, совмещенные с гневом, многократно возбуждают и мужчин и толкают их на более активные действия.
