Ле Сур никогда не делал секрета из своей принадлежности к социалистической партии, в этом не было необходимости. В армии было множество профсоюзных деятелей, и большинство из них как минимум разделяли социалистические взгляды.
– Мы должны бороться с германской империей, – говорил он товарищам, – но в эту войну нас вверг класс капиталистов. Когда рабочие сметут их, не останется причин воевать.
Поскольку он был старше остальных, его стали называть папашей. Даже сержанты иногда обращались к нему так. Его работа в типографии и любовь к чтению сделали его одним из самых грамотных солдат в полку. Любой, кто не справлялся с письмом домой, мог пойти за помощью к Ле Суру, и тот не только исправлял грамматику, но и подсказывал слова, которые не мог подобрать автор. Иногда он делал даже больше. Когда под Верденом погиб молодой Пьер Гаскон, именно Ле Суру пришлось писать его родителям письмо об отваге и других достоинствах юноши, так как лейтенанта и капитана тоже убили в тот день.
Но он никогда не забывал о своей главной цели и делал все для ее достижения при каждом удобном случае. Собственно, сама война была сплошным удобным случаем. Если это бессмысленное убийство и разрушение порождены нынешним мироустройством, то не доказывает ли это, что пора такое мироустройство менять? Не демонстрирует ли капиталистический мир, что он является безжалостным пожирателем человеческих жизней и что присущие ему противоречия неизбежно приведут к его самоуничтожению? Ле Сур убедил многих в правоте своей точки зрения. Ему казалось, что однажды он заставил сомневаться даже офицера.
– Итак, папаша Ле Сур, – заметил как-то раз его капитан, – вы считаете, что рабочие всего мира смогли бы лучше организовать эту войну?
– Вопрос состоит в том, смогут ли они организовать ее хуже? – так ответил Ле Сур.
Офицер рассмеялся и ничего не сказал, но, похоже, в душе он был согласен с этим.
К 1916 году Ле Сур дослужился до звания капрала. Капитан потом интересовался, не хотел бы он быть сержантом, но он сказал, что нет. Это слишком походило бы на уступку системе.
В армии он регулярно получал из Парижа почту. Частью это были разрешенные газеты, частью – личная, более конфиденциальная переписка. В 1917 году пришла волнующая весть из России. Там взбунтовалась армия. Это была революция.
Социалисты были потрясены. Революция должна была начаться в индустриально развитых странах, где существовал городской пролетариат, но уж никак не в отсталой России. Очевидно, война выступила там в роли катализатора. А если революция возможна в России, то почему не повсюду? Из Парижа к Ле Суру потекла река литературы. Вдоль всего Западного фронта люди вроде него активизировались. Все, кто придерживался левых взглядов, чувствовали близость великих перемен.
И потом, в конце мая, после наступления Нивеля, обернувшегося катастрофой, в войсках стали циркулировать слухи. Командование пока прятало новость от внешнего мира, но не могло предотвратить ее распространение на фронте. И она растекалась, как лесной пожар.
– В войсках мятеж… Целые части уходят с фронта…
Десять, двадцать, тридцать тысяч отмаршировали в тыл и отказались возвращаться на позиции. Бытовые условия были ужасны. Командование – некомпетентно. Смерти – бессмысленны. Вдоль всей линии фронта части, которые стояли в тыловых поселениях, перестали выполнять приказы. В самом начале июня целый полк вышел из повиновения и занял городок Мисси-о-Буа.
Пехотная бригада разграбила колонну с грузами снабжения и двигалась на Париж. Другая часть мятежников захватила автоколонну.
Их полк стоял на позициях, когда до него докатилась волна мятежей. Началось все с небольшого инцидента. Вражеские траншеи в этом месте имели несколько передовых укреплений, и в одном из них засел снайпер. За пару-тройку дней он сумел ранить одного французского солдата и сразить насмерть другого. Было бы неплохо снять того стрелка. Поэтому один из лейтенантов отправился на участок по соседству с тем местом, где находился Ле Сур, и сказал капралу и нескольким рядовым, что ночью поведет их в разведку, чтобы посмотреть, что можно сделать с немецким снайпером.
Неизвестно, планировал капрал свой отказ или это произошло под влиянием момента, но он сказал «нет».
– Приказы нужно выполнять, – довольно добродушно напомнил лейтенант.
Но это не помогло.
– Я отказываюсь, – заявил капрал. – С меня хватит.
– Я тоже. – Рядовой возле него торжественно опустил винтовку. – Больше никаких приказов. Достаточно.
Вокруг них одобрительно загудел рой голосов.
Вот и все. И начался мятеж.
Ле Сур времени не тратил. Спустя десять минут он раздавал листовки. В окопе по его инициативе запели «Интернационал». Кто-то из молодежи смастерил на скорую руку красный флаг и вывесил над окопом.
– Мятеж – это только начало, – говорил Ле Сур людям. – Мятеж – ничто, если он не приведет к чему-то более серьезному. Франция первая в мире породила революцию. Тогда это была репетиция. Но теперь у нас появилась возможность сделать новый большой шаг вперед. Эта война показала ничтожество капиталистического строя. Настало время присоединиться к нашим товарищам в России и во всем мире. Мы хотим революцию и ни на что меньшее не согласны.
Несколько дней казалось, что у них все получится. В других частях тоже взмыли красные флаги. Если бы мятеж охватил всю армию, если бы войска развернулись и пошли на Париж, тогда кто знает, к чему бы это могло привести?
Но французские солдаты любили свою родину. А правительство в тот раз действовало безошибочно. Нивель был смещен, а на его место поставили очень смелого и очень умного человека.
Петена.
Генерал Петен моментально приступил к делу. Войскам было сказано, что все их требования будут выслушаны. Срок службы на фронте будет сокращен, а отпуска и увольнительные станут длиннее. И последнее, но не менее важное сообщение от главнокомандующего гласило: «Американцы скоро будут с нами. Никаких наступательных действий предприниматься не будет до тех пор, пока наша армия не получит поддержки в виде американского вооружения и солдат».
Эти обещания успокоили мятежников во французской армии, и все сели за стол переговоров.
Но нельзя просто закрыть глаза на неповиновение. Дисциплина должна быть восстановлена. Зачинщики должны предстать перед трибуналом. Каждому подразделению, где имело место неподчинение приказам, было сказано: «Назовите только главарей, и их будет ждать справедливый суд».
Повсюду были разосланы комиссии, чтобы помочь частям разобраться с последствиями и конвоировать зачинщиков к месту суда.
Ле Суру было абсолютно ясно, что в полку укажут на него. Он был виновен не только в разжигании бунта, но и в подстрекательстве к свержению правительства.
И если у него оставались малейшие сомнения относительно своей судьбы, то они исчезли в тот самый миг, когда он увидел, как к линии фронта подъезжает глава комиссии.
