– Обмануть?
Марк был озадачен, как, впрочем, и все прочие, кроме итальянца Джакопоцци, который весело ухмылялся. Затем настал черед другого чиновника.
– Ночью авиаторы мало что видят на земле, – обратился он к слушателям, развернув на столе большую карту Парижа. – Но если светит луна, то они могут заметить блеск ее отражения на поверхности реки и часто ориентируются именно таким образом. – Он взял указку и провел ею по карте. – Здесь мы видим Сену. Я прошу вас обратить внимание на участок примерно в пяти километрах к северу от города. Как вы видите, в этом месте Сена делает ряд поворотов, которые очень похожи на ее изгибы в границах Парижа. Также вы можете видеть, что по большей части реку здесь окружают поля. И было бы гораздо лучше, если бы германские бомбы упали сюда, а не на город. И мы намереваемся заставить немцев сделать именно это.
– Заставить? – переспросил Марк, совершенно сбитый с толку.
– Именно так, месье Бланшар, и это очень просто. Париж волшебным образом передвинется. – Он улыбнулся, пока его аудитория ждала продолжения. – Месье, мы собираемся ввести в самом Париже режим полного затемнения по ночам и построим второй Париж – фальшивый, так сказать, – чуть севернее настоящего.
– Вы собираетесь построить фальшивый город? Размером с Париж?
– Достаточно большой, чтобы с высоты шесть тысяч метров его можно было спутать с Парижем. Я говорю о театральной декорации, месье. О потемкинской деревне, только в тысячу раз больше, чем то, что придумали русские.
– А из чего?
– В основном из дерева и крашеной ткани. И из фонарей. – Он кивнул итальянцу. – С помощью месье Джакопоцци будут зажжены тысячи фонарей.
– Там будут скопированы самые большие строения столицы?
– Естественно. Те строения, которые будет искать враг. Которые можно увидеть сверху. Например, вокзал дю-Нор.
– И Эйфелеву башню?
– Да. Это точно собьет их с толку.
– Я могу в точности воспроизвести освещение Эйфелевой башни, – с энтузиазмом заявил Джакопоцци. – Никто не сможет отличить, где настоящая башня, а где муляж. Все будут видеть просто освещенный город.
– Вы сошли с ума, – покачал головой Марк. – Это же будет самый грандиозный и смелый обман противника за всю историю войн.
– Благодарю, – сказал представитель премьер-министра. – Мы так и думали, что вам понравится наша идея.
– Да, это смело! – со смехом ответил Марк. – Это стильно. – А потом, подумав секунду, дал проекту наивысшую оценку, какую только можно услышать от француза. – Это так по-французски.
Затем последовало общее обсуждение. Надо было рассмотреть массу практических вопросов. Было решено, что Марк и Джакопоцци еще раз вместе изучат общую концепцию проекта и выработают дальнейший план.
По окончании совещания Марк решил пройтись пешком до площади Клиши, мимо своих излюбленных мест, и оттуда уже направиться к себе в контору. С тех пор как ему пришлось заняться семейной фирмой, он совсем перестал бывать в этом районе.
Увидев кафе, куда он когда-то часто заглядывал, Марк вошел и заказал кофе. Официант, который принес ему чашку, был молод и, как заметил Марк, приволакивал ногу при ходьбе.
Марк сделал глоток и огляделся. Париж военного времени был интересным местом. В последние месяцы 1914 года, когда бо́льшая часть горожан бежала и даже правительство ненадолго перебралось в Бордо, Марк думал, что город вымрет. Но как только противоборствующие армии увязли в окопной войне, правительство и жители вернулись и парижская жизнь возобновилась, хотя и без былой беззаботности. Порой случались перебои с поставками продовольствия, однако Ле-Аль и другие рынки снабжались, как и до войны. Кафе и рестораны работали по-прежнему, и ночные развлекательные заведения тоже.
Теперь у Парижа были три основные функции. Из генерального штаба в Доме инвалидов он руководил войной. Также сюда привозили раненых. Все крупные больницы города были переполнены. Им помогал американский госпиталь в Нейи, где заокеанским волонтерам отдали здание местного лицея, так как коек для французских раненых не хватало. И в-третьих, Париж был местом отдыха и развлечения военных, получивших увольнительную.
Это означало, что в городе появилось множество приезжих, и не только изо всех уголков Франции, но и из всех ее колоний. На улицах можно было встретить колоритных зуавов из Африки, пехотинцев из Сенегала, Алжира, Марокко и даже из Индокитая – людей всех цветов и оттенков, что придавало Парижу более интернациональный вид, чем обычно.
В углу напротив Марк заметил двух зуавов, погруженных в негромкую беседу. Как жаль, подумал он, что эффектным североафриканским частям французской армии пришлось, подобно остальным, отказаться от яркой формы и шаровар в пользу скучного костюма цвета хаки. Однако романтический ореол все еще окружал двух этих выходцев из колоний, курящих длинные трубки.
Марк слышал о проблемах в армии. Прошел слух, что одна или две дивизии отказались возвращаться на фронт, пока условия службы не будут изменены в лучшую сторону. В частности, солдаты требовали ввести более продолжительные увольнительные и отпуска. Если командование пойдет им навстречу, то в Париже станет еще многолюднее. «Ночным бабочкам» будет больше работы.
Мысли Марка вернулись к поддельному Парижу. Сработает ли этот план? Сумеют ли участники проекта сохранить все в тайне от немцев?
– Месье Бланшар? – К нему подошел какой-то мужчина и вывел из задумчивости. – Вы меня не помните?
Марк посмотрел на него. Лицо вроде знакомое, но кто же это?
– А-а, вы были бригадиром, когда мы реконструировали «Жозефину». А до того вы работали на Эйфелевой башне.
– Да, месье. Я Тома Гаскон. Это кафе принадлежит моему брату.
– У него темные волосы, да? Раньше я часто заходил сюда. Где он сейчас?
– В армии.
– На фронте?
– Не совсем. Он по интендантской части. Занимается снабжением. У него это хорошо получается.
Тома умолчал о том, что ему и семье время от времени, когда их навещал Люк, перепадали армейские припасы.
– Вы были хорошим бригадиром, как я помню. Сейчас занимаетесь тем же самым?
– В последнее время нет, месье. Заказов совсем не стало. – Тома ухмыльнулся. – Одна надежда на то, что кто-нибудь захочет построить вторую Эйфелеву башню!
Гаскон и не догадывается, как много правды в его шутке, подумал Марк. Однако, когда начнутся работы, Тома мог бы пригодиться, надо будет не забыть о нем.
– У вас, кажется, есть семья?
– Моя жена и дочь присматривают за рестораном в соседнем здании. Мой сын Робер – официант с деревянной ногой – подавал вам кофе. Был еще один сын, Пьер, самый младший. Он погиб под Верденом.
– Мои соболезнования.
– А как поживает ваша семья, месье?
