Роланд насторожился. Священник похудел со времени их последней встречи. Не болен ли он? Заметив озабоченность Роланда, отец Ксавье улыбнулся:
– Я здоров, Роланд, но никто из нас не становится моложе. Кроме того, я уже решил, как умру.
– Правда?
– Я думаю, что пойму, когда подойдет срок. И тогда я планирую поехать в Рим.
– Зачем?
– Где же умирать, как не в Вечном городе? – усмехнулся старик.
Глава 16
1911 год
Тихое воскресное утро в начале сентября. Эдит с детьми ушла на мессу. Тома был дома один, когда к нему зашел брат.
– Ты сможешь подсобить мне сегодня вечером? – спросил он. – Нам понадобится твоя тачка. Мне надо перевезти кое-какую мебель.
– Хорошо. Захватить Робера?
Старший сын Тома превратился в крепкого парня.
– Нет. Я еще хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.
– О чем?
– Потом все расскажу, – пообещал Люк. – Сейчас мне пора бежать. Встретимся тогда в моем ресторане в шесть часов. Не забудь тачку.
– Ладно, как скажешь. – Тома Гаскон пожал плечами.
Тачку он купил лет шесть назад, и это оказалось хорошим вложением средств.
Изгнание из дома покойного месье Нея нанесло семейству Гаскон тяжелый удар. На новом месте им пришлось платить за жилье, а с маленькими детьми Эдит не могла зарабатывать сколько-нибудь существенные деньги. Тома готов был переехать на Монмартр, желательно в Маки, но тетя Аделина и Эдит и слушать об этом не хотели. Однако, когда тетя Аделина нашла место экономки в окрестностях площади Пигаль, им пришлось-таки подыскать жилье в этом районе.
Вот так они оказались по соседству с «Мулен Руж», у подножия Монмартра. Респектабельной эту местность не назовешь, а по вечерам туда слетались «ночные бабочки». Но Эдит хотела быть поблизости от тети, и Тома был доволен, оказавшись рядом с братом.
Тома дорос до должности мастера и неплохо зарабатывал. Но в последнее время у них родились еще две девочки, так что денег хватало едва-едва. Иногда тете Аделине приходилось даже помогать им с оплатой квартиры.
Однажды старый грузчик, живший через два дома, попросил Тома помочь ему в воскресенье. Старик зарабатывал от случая к случаю переноской мебели и доставкой товаров в районе. После нескольких обращений грузчика за помощью Тома понял, что это неплохой способ подзаработать. Вскоре старый грузчик отошел от дел, жалуясь на больную спину, и Тома купил себе новую ручную тележку, которую держал в ближайшей конюшне. Прошло немного времени, и все в округе, кому надо было перевезти мебель, или несколько мешков муки, или охапку дров, приходили к Тома Гаскону с вопросом, не свободен ли он в воскресенье после обеда.
Вернувшись из церкви, Эдит не обрадовалась известию о просьбе Люка.
– Надеюсь, он заплатит, – сказала она.
– Заплатит, если я попрошу, – миролюбиво ответил Тома.
– Будь осторожнее! Кто знает, что ему надо перевезти, может ворованное.
– Это едва ли.
– Хотя бы убедись, что это не «Мона Лиза».
Менее месяца назад знаменитое полотно Леонардо да Винчи было украдено из Лувра. Арестовали поэта по имени Аполлинер, считавшегося анархистом, а потом и его друга, никому не известного молодого художника Пабло Пикассо. Они все еще оставались под подозрением, хотя доказательств их вины не было найдено, как и сама картина.
– Ты всегда думаешь про моего брата самое худшее без всякой на то причины, – пожаловался Тома.
Несколько лет назад один благодарный клиент дал Люку достаточно денег для превращения его кафе в ресторан.
– Должно быть, он эти деньги украл, – заявила тогда Эдит.
– Он спас тому клиенту жизнь, – убеждал ее Тома.
– Так он утверждает. – Жена только фыркала. – Хочешь – верь, но я никогда не поверю.
Ее ни на чем не основанная неприязнь к Люку была одним из немногих источников разногласий в их браке. Если Эдит когда-либо сожалела о своем неуверенном согласии на предложение, сделанное Тома в Булонском лесу в тот волшебный вечер после представления «Дикий Запад», то никогда не показывала этого. Наверняка ей иногда хотелось, чтобы ее мужем был человек с деньгами, особенно после того, как их неожиданно лишили жилья, но тогда она сама извинялась перед Тома: «Я никогда не думала, что так случится. Мы всегда рассчитывали на месье Нея». Она выносила десять детей, но все еще имела неплохую фигуру, и Тома с гордостью отмечал, что мало кто из его друзей мог сказать такое о своих женах. При всех недостатках Эдит он всегда почитал их брак счастливым.
После обеда он повел четырех старших детей на прогулку на Монмартр. Теперь там установили фуникулер, который шел по левой стороне крутого, высокого склона, но за проезд надо было платить. Кроме того, сказал он Монике, когда девочка стала жаловаться на усталость, дети не вырастут сильными, если не будут ходить ногами.
Выглянуло солнце и осветило парящие в высоте белые купола Сакре-Кёр. Храм, стоящий на самой вершине холма, засверкал над городом в продолговатой долине.
– Когда я был мальчиком, – сказал Тома детям, – на вершине всегда была лишь грязь и строительные леса. Помню, как я гадал, доживу ли до того дня, когда церковь достроят. Леса начали убирать, только когда родилась ты, Моника, а мне тогда уже исполнилось тридцать пять лет.
– И мне ты рад даже больше, чем достроенной церкви, – заявила девочка.
– Рад, когда ты хорошо себя ведешь, – уточнил ее отец.
Трансформация вершины почти закончилась. Платформа, на которой стоял великий византийский храм, была выполнена в виде красивых террас; вниз вела широкая многоярусная лестница. У входа в церковь встала статуя Жанны д’Арк, словно наблюдающей за Парижем у ее ног. И свершилась еще одна перемена, не заметная глазу, но существенная.
Четыре десятилетия республиканского правления постепенно ослабили влияние Церкви, и в результате изменилось само предназначение базилики. Люди вроде отца Ксавье и Роланда де Синя воспринимали ее как символ триумфа консервативной Церкви над радикальными коммунарами. Но в начале XX века большинство парижан, которые смотрели на сияющий белый храм на холме, думали, что это мемориал в честь Коммуны, и радикальные правительства были только рады закрепить эту точку зрения.
С тех пор как Гасконы поселились в районе Пигаль, Тома приводил детей на холм несколько раз в год, и ритуал был всегда одинаковым. Поднявшись к Сакре-Кёр, они обходили вершину, заглядывая по пути в кафе «Мулен де ла Галетт», где работал когда-то их дядя Люк, и проходя мимо школы, где маленький Тома учился писать и читать. Пять лет подряд их поход заканчивался одним и тем же драматичным ритуалом, который совершался перед базиликой, за миг до начала спуска.
