– Хэдли, мне придется оставить вас на попечение моей племянницы, – сказала она. – Я должна отлучиться по делу, но скоро вернусь.
Несколько секунд они сидели молча.
– У вашей тети замечательное собрание картин, – наконец сказал Хэдли, который все еще пытался сообразить, что изменилось в Мари.
– Да, – коротко ответила девушка. – Хэдли, мне, пожалуй, надо признаться вам: я все знаю про Марка.
– Да?
– О письме, о женщине и о ребенке.
– Вот как.
– Тетя Элоиза решила, что мне пора повзрослеть. – Она улыбнулась. – Только не проговоритесь моим родителям о том, что мне это известно.
– Хорошо.
– Должно быть, в Америке все иначе. От американских девушек не прячут правду жизни.
– Америка отличается от Европы не так уж сильно.
– Так или иначе, моя тетя решила, что все это глупо. Я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж.
– Да.
– Но меня до сих пор держали в полном неведении о многих вещах и называли это невинностью. Все, с этим покончено. Возможно, вы порицаете решение моей тети.
– О нет.
– С вашей стороны было очень благородно признать своим письмо, написанное моему брату. Это означает, что вы хороший друг. Правда, мне кажется, вам не следовало так поступать.
– На его месте я сделал бы то же самое, – ради друга солгал Хэдли.
– Вы хотите сказать, что у вас есть любовница, которая желает выйти за вас замуж, и, кроме того, незаконнорожденный ребенок?
– Нет. – Американец рассмеялся. – Нет ни того ни другого.
– Хорошо, – сказала Мари.
Вернулась тетя Элоиза.
– Не выпить ли нам чая? – обратилась она к гостям.
– Мне пора идти, – отказалась Мари. – Я бы с удовольствием осталась, но я шла к Рошарам и заглянула к вам, только чтобы передать приглашение на обед в воскресенье. И поскольку я застала вас здесь, месье Хэдли, не передадите ли вы Марку, чтобы и он пришел. И вы тоже приглашены!
– Спасибо, вы очень добры.
– Ну, тогда до воскресенья.
Мари поцеловала тетю и ушла.
После чая Хэдли поднялся, также собираясь попрощаться. Он поблагодарил Элоизу за отлично проведенное время.
– Я рада, что вам понравились мои картины.
– Очень понравились. – В дверях он помедлил. – Меня весьма поразила перемена в Мари.
– Хм… Ей пора замуж. Так что самое время для нее… проснуться. Она удивительная девушка, вы не находите?
– Да.
– Кажется… – пробормотала ему вслед тетя Элоиза едва слышно, но Хэдли был уверен в каждом слове, – кажется, вам тоже не помешало бы открыть глаза.
Тетя Элоиза была довольна: семейный обед шел как нельзя лучше. Казалось, все находились в отличном расположении духа. Даже Жерар держался любезно. Мари сияла. И если только тетя Элоиза не принимала желаемое за действительное, Фрэнк Хэдли наблюдал за ее племянницей с более пристальным, чем обычно, интересом. Все, что им сейчас требовалось, – это провести вместе хотя бы немного времени. И за десертом появилась возможность это устроить.
Обсуждали статую Карла Великого. Жюль был весьма удовлетворен деятельностью комитета по сбору средств.
– Мы собрали нужное количество денег, – поделился он с компанией за обеденным столом. – Жаль, что виконт де Синь не дожил до этого дня, он был бы рад. Кстати, тот адвокат Ней, чью дочь ты рисовал, оказался очень и очень полезен.
– Говоря о скульптуре, – заметила его жена, – я слышала, что в газетах разразился настоящий скандал из-за скульптора Родена. Это правда?
– «Поцелуй» и «Мыслитель» Родена получили большую известность в Америке, – вставил Хэдли. – Но о скандале я ничего не знаю.
– Это не совсем скандал, – сказал Марк. – Почти десять лет назад он получил от Общества литераторов заказ на большую статую Бальзака. По мнению многих, это один из наших величайших романистов, и поэтому требовалось возвести нечто монументальное. Роден только недавно закончил работу. Он полсотни раз просил продлить срок выполнения заказа. А теперь Общество посмотрело на статую и отвергло ее.
– Почему? – спросила Мари.
– Я слышал, что статуя чудовищна, – сказал Жерар.
– О нет, Жерар, – поморщилась тетя Элоиза.
– Вообще-то, он прав. – Марк усмехнулся. – Она чудовищна. Но при этом величественна. Поставленный перед столь героической задачей, Роден попытался изобразить не столько конкретного человека, сколько душу писателя. Результат – фигура в форме ствола, закутанная в плащ, с огромной головой, с шеей как у быка, и такая напряженная, как будто вот-вот взорвется. Заказчики пришли в ужас. Поэтому Роден забрал гипсовую модель обратно в студию. Вероятно, статую не будут отливать. – Он улыбнулся. – Лично я предпочел бы, чтобы на кладбище Пер-Лашез установили это чудовище, а не ту скучную голову, которая сидит сейчас над могилой. – Он обратился к Хэдли: – Ты помнишь ее?
– Знаешь, – сказал тот, – я никогда не был на кладбище Пер-Лашез.
– Не были?! – повторила изумленная тетя Элоиза. – Мой дорогой Хэдли, вы обязательно должны там побывать!
– Обязательно, – согласился Жюль, – там есть на что посмотреть.
– Я могу проводить вас, – выступила с предложением тетя Элоиза, поняв, что подвернулся удобный случай. – Марк и Мари, вы тоже обязательно должны пойти с нами. И сделаем мы это прямо на следующей неделе, пока погода не испортилась. – Она обвела взором приглашенную молодежь.
– Почему бы и нет? – отозвался Марк.
Тетя Элоиза тихо радовалась своей ловкости, когда услышала слова Жерара:
– Думаю, это прекрасная идея. Мы с женой с удовольствием присоединились бы к вам.
– Мой дорогой Жерар, боюсь, тебе станет скучно, – запротестовала она.
– Ничего подобного. Мы едем с вами.
Когда Хэдли зашел за Марком, ему показалось, что друг выглядит бледным.
– Что-то не так? – спросил Фрэнк.
– Ортанс, – коротко ответил Марк.
– Вы говорили?
– Если это можно назвать разговором.
– Ты порвал с ней?
– Да.
– Надеюсь, ты знаешь, чего хочешь. – Хэдли задумчиво смотрел на друга.
– Она не обрадовалась.
– Я не удивлен.
– Называла меня разными словами. – Марк вздохнул, пожал плечами. – Однако для меня это не в новинку.
– Догадываюсь.
– Поехали-ка на Пер-Лашез, – сказал Марк.
День стоял поистине великолепный. Погода пока была теплой, и листья еще оставались на деревьях. Но порой, когда легкий порыв ветра шевелил кроны, в них мелькали кое-где золотистые вкрапления и два-три листка слетали на землю.
