– Глотни еще чая, милая, мне надо отлучиться на пять минут, – сказала племяннице тетя и вышла.
На улице, как она и велела в записке, ее ждал Марк.
– Ты должен немедленно открыть мне всю правду, – сказала она. – Мари прочитала письмо. Оно было адресовано тебе или Хэдли?
– Мы решили, лучше пусть она думает, что письмо адресовано Хэдли. Вы ведь знаете мнение родителей. Мари не должна знать ничего такого…
– Знаю. Я так и предполагала. Но теперь она плохо думает о Хэдли.
– Разве это так важно?
– Нет, – солгала его тетя. – Это совсем не важно. Только мне жаль Хэдли, ведь ему пришлось взять на себя чужую вину. Некрасиво поступать так с другом, который к тому же приехал из-за границы.
– Вы правы. Мне стыдно, что так получилось. Что, по-вашему, я должен сделать?
– Ничего. Тебе ничего не нужно делать. О Мари я позабочусь. – Тетя Элоиза поджала губы. – Мне надоело все это вранье, Марк, оно мне очень надоело. А теперь возвращайся домой.
Перед тем как начать серьезный разговор, тетя подала Мари рюмку бренди:
– Если я скажу тебе правду, ты сумеешь сохранить все в тайне? Твои родители не должны знать, что тебе все известно. Пообещаешь мне это?
– Наверное… Да.
– Хорошо. Давно пора обращаться с тобой как со взрослым человеком.
– Вот оно что, – сказала Мари, когда тетя закончила. – Значит, Марк очень нехорошо себя вел.
– Мое дорогое дитя, к концу жизни ты узнаешь столько мужчин и женщин, которые совершили то же самое или кое-что похуже, что будешь более снисходительной.
– А Хэдли…
– Письмо было адресовано не ему. И насколько я знаю, у него нет незаконнорожденных детей, в отличие от твоего брата.
– Получается, Хэдли взял на себя вину Марка. Он просто святой.
– Нет, он не святой! – воскликнула тетя под влиянием внезапной вспышки раздражения. – Симпатичный юноша вроде него наверняка должен иметь в прошлом любовницу или двух. – Тетя Элоиза сочла за лучшее сменить тему. – Итак, Мари, ты любишь Хэдли. Догадывается ли он об этом?
– О нет! Надеюсь, что нет.
– А если бы он захотел жениться на тебе?
– Вряд ли папа согласится…
– Он происходит из достойной семьи, как я понимаю. Он католик?
– Я слышала, он говорил Марку, что его семья придерживается протестантизма. – Мари печально покачала головой.
– И жить он, скорее всего, намерен у себя на родине, в Америке. Ты представляешь, каково это – оказаться вдали от семьи, совсем одной? И говорить там придется на английском языке. Там все будет не так, как здесь, Мари. Ты задумывалась над этим?
– В мечтах, – призналась Мари.
– И?..
– Когда он рядом, я так счастлива. Я просто хочу быть с ним. Это все, что я знаю. – Она подняла на тетю сияющие глаза. – Я хочу быть с ним, все время.
– Не могу давать тебе советы. Твои родители наверняка не пожелают расставаться с тобой. Но если вы с Хэдли задумаете пожениться и если они поверят, что ты будешь счастлива с ним, тогда, может быть, согласятся. Точно не скажу.
– Что же мне делать?
– Прежде всего, как мне кажется, нужно, чтобы Хэдли узнал о твоих чувствах. Может случиться так, что ты нравишься ему больше, чем думаешь. Если же твои чувства безответны, то это будет больно, но ты хотя бы не станешь тратить время понапрасну, думая о нем.
– А как это сделать?
– Понятно. – Тетя вздохнула. – Мне давно пора заняться тобой.
Прошла неделя. Письмо от тети Марка и Мари явилось для Хэдли полной неожиданностью. В нем она приглашала его в гости, и он, разумеется, пришел в назначенный час. Тетя Элоиза радушно приняла его.
– Вы, кажется, еще не видели моей скромной коллекции, – сказала она. – Хотите, я покажу вам ее?
– Очень хочу.
Там было что показывать: несколько произведений Коро, небольшой набросок Милле, сельские пейзажи других представителей барбизонской школы. У нее было более двух десятков полотен импрессионистов, в том числе сценка в балетной школе кисти Дега и даже маленький Ван Гог, которого она купила почти за бесценок у Воллара.
Потом Хэдли замер.
– Я хотел купить эту картину! – воскликнул он.
– «Сен-Лазар» Гёнётта?
– Да. Но мне она оказалась не по карману. Значит, теперь она ваша.
– Не совсем. Мари попросила меня приобрести эту картину с тем, чтобы выкупить ее, когда сможет. Я не знала, что вам это полотно тоже нравится.
– У Мари хороший вкус, – заметил он. – Что ж, раз сам я не могу иметь эту картину, то буду радоваться тому, что она оказалась в вашей семье.
– Конечно, Марк талантлив, но насколько – мы пока не знаем. Зато Мари прекрасно разбирается в живописи. Когда-нибудь у нее будет своя коллекция картин, я уверена в этом.
– Как интересно.
Тетя Элоиза улыбнулась:
– Мари учили быть сдержанной, но она имеет больше мыслей и чувств, чем может подумать сторонний наблюдатель.
Затем она расспросила Хэдли о лете в Живерни и о работе, запланированной на осень. Беседа текла легко, и Хэдли не пожалел о визите, хотя так и не понял, зачем его пригласили.
Потом раздался стук входной двери, и секунду спустя служанка доложила о приходе Мари.
– Ах, – обратилась к вошедшей тетя Элоиза, – как удачно ты выбрала момент! Смотри, кто у меня в гостях – наш друг Хэдли.
– Действительно! – сказала Мари и одарила американца лучезарной улыбкой.
– Посиди с нами, – пригласила ее тетя.
Хэдли не мог отвести от Мари глаз. Что-то в ней изменилось. Сначала он даже не мог сказать, что именно в ней не так, но сразу увидел, что Мари стала другой. Выглядела она превосходно, однако поразило его не это, а новое для нее поведение, пронизанное спокойной уверенностью в себе. Каким-то неуловимым образом девушка с голубыми глазами и золотистыми локонами вдруг превратилась в осознающую свои силы молодую женщину.
Она не могла выйти замуж за прошедшую неделю. И Хэдли практически не сомневался, что у нее не было ни с кем романа. В чем бы ни была причина, она вдруг стала необыкновенно притягательной. Может, сменила духи?
– Выяснилось, что Хэдли тоже хотел купить твою картину с вокзалом, – сказала тетя Элоиза.
– Тогда, может, следует отдать ее вам, – предложила Фрэнку Мари.
– Нет, ни в коем случае, – быстро сказал тот, – она ваша. Но я не откажусь от своего права вам завидовать.
Тетя Элоиза упомянула несколько других полотен из ее коллекции, которые понравились американцу, а потом поднялась.
