– О нет. Он расположен в селении. Но при нем удалось разбить очень красивый сад.
– А что ограждает сад?
– Высокая стена! – рассмеялся Жюль.
– Может, месье Хэдли следует посмотреть наш сад, – предложила Мари, – чтобы самому вынести оценку.
– Хорошо, мы договоримся об этом позднее, – сказал ей отец.
– На самом деле, – заметил Марк, – большинство французов знают об Америке только два слова: Лафайет и Буффало Билл. Я считаю, нам всем было бы полезно отправиться в Америку к вам в гости, Хэдли.
– Добро пожаловать! Мои родители будут очень рады хотя бы частично отплатить вам за гостеприимство. Приезжайте летом, и тогда мы все сможем посетить наш коттедж в Мэне.
– Коттедж? – повторила Мари. – Звучит так романтично. У него соломенная крыша?
– Когда американец вроде Хэдли говорит о летнем коттедже, – поспешил объяснить ее брат, – то он подразумевает нечто другое. Я видел фотографию коттеджа Хэдли. Это огромный, обшитый гонтом дом на каменистом побережье, по одну сторону от него море, по другую – озеро.
– Да, там красиво, – признал Хэдли. – Солнце встает над морем и садится за озером. Местность довольно дикая, но дом удобный.
– Вы плаваете по озеру на лодке? – спросила Мари.
– Да.
– Он принимал участие в гребных гонках, когда учился в университете, – сообщил всем Марк. – Вы же сами видите: он создан для гребли.
Затем разговор вернулся к красотам Мальмезона. На обратном пути Мари старательно отводила глаза от Хэдли, но, к собственному удивлению, осознала, что воображение рисует ей картину, как он гребет на лодке через бурное американское озеро в расстегнутой рубашке и ветер треплет его густую шевелюру.
И еще один участник той поездки возвращался домой, погруженный в мысли, но у него были совсем иные заботы.
Он думал о том, как за четыре дня научиться играть в шахматы.
Первый вечерний визит Фокса прошел великолепно. Перед ужином он мило поболтал с Мари и ее матерью и поиграл со щенком – совершенно по-семейному.
За столом он увлекательно рассказывал о своем детстве в Англии и о каникулах, проводимых в суровой Шотландии. Разговор на время принял серьезный оборот: они с Бланшаром коснулись яростных споров в газетах из-за «дела Дрейфуса». Но затем Фокс поведал историю о двух братьях, которые перессорились из-за Дрейфуса и стали судиться, и это было так абсурдно, что никто не удержался от смеха.
После еды хозяин и гость уселись за шахматную доску. Игра шла почти на равных, в чем они оба согласились, но в конце концов верх одержал Фокс. Его победа доставила Жюлю даже больше удовольствия, чем если бы выиграл он сам.
– Требую реванша на следующей же неделе, – заявил он.
– Я смог бы прийти в среду или в пятницу, но не в четверг, – ответил Фокс. – В четверг я собираюсь в Оперу.
– Тогда среда, – быстро принял решение Жюль и едва заметно кивнул жене.
– Ужин подадут в восемь, – сказала она с радушной улыбкой.
Два дня спустя Мари застала отца за чтением учебника по шахматам.
В субботу Мари отправилась навестить тетю. В отличие от прочих родственников, тетя Элоиза не хотела селиться в модном и дорогом районе. Ее просторная и светлая квартира находилась к югу от Латинского квартала, недалеко от Люксембургского дворца. Стены были увешаны картинами – по большей части кисти членов барбизонской школы и импрессионистов. Все эти полотна приобрела сама тетя Элоиза. Племянницу она встретила с радостью и хотела узнать все ее новости.
– Что с месье де Синем? – спросила она.
– В последнее время мы ничего о нем не слышали. Папа говорит, он взял дополнительный отпуск из полка, чтобы заняться отцовскими делами и поместьем.
– А как ты относишься к нему?
– Мне лестно думать, что он, возможно, испытывал ко мне интерес.
– И что это может возобновиться.
– Он очень благовоспитанный человек, но я совсем не знаю его. Это все, что я могу сказать.
– Появились ли у тебя другие варианты?
– Если и появились, то мне об этом не говорили. Тетя Элоиза, – продолжила Мари, – скажите мне, пожалуйста, из-за чего поссорились папа и Марк?
– Почему ты думаешь, что они поссорились?
– Марк больше не приходит к нам, а папа не хочет, чтобы я навещала брата в студии.
– Придется тебе спросить у них, что между ними произошло. Я не могу этого знать. А может быть, твой отец просто не хочет, чтобы ты мешала занятиям Марка.
– Но я совсем не вижусь с братом.
– Ты можешь увидеться с ним здесь, если он придет ко мне, или я могу пригласить вас обоих на выставку или просто поужинать. – Элоиза подумала. – Если мы и вправду куда-нибудь соберемся, то я, пожалуй, позову с нами и американского друга Марка. Мне кажется, Хэдли оказывает на него положительное влияние. Ты не будешь возражать?
– Нет, я не против. – У Мари быстрее забилось сердце. – Месье Хэдли показался мне довольно приятным человеком. – Она пожала плечами. – Насколько я могу судить.
В последующие недели она несколько раз встречалась с братом у тети. И почти всегда с Марком был Хэдли.
Она отметила, что Хэдли стал очень хорошо говорить по-французски. Он не только отшлифовал грамматику, но и освоил множество идиоматических выражений, которые так любят французы. Например, вместо «вернемся к нашей теме» он говорил «вернемся к нашим баранам». И эта его новая свобода во владении языком очень изменила их отношения.
Он начал общаться с ней.
Конечно же, Хэдли говорил с ней и раньше. Но когда он садился рядом на диван в квартире тети Элоизы, направлял на нее взгляд внимательных глаз и спрашивал, что она думает о «деле Дрейфуса» или о каком-то другом событии или что ей нравится в той или иной картине Мане и почему, тогда Мари испытывала два ощущения. Во-первых, у нее захватывало дух. Не от вопросов, нет; ее сердце начинало трепетать от его присутствия, оттого, что он сидит так близко, от чего-то еще, чего она не понимала. У нее получалось не краснеть, и она страшно радовалась этому. Она заставляла себя сосредоточивать внимание на том, что он говорит, как будто он был учителем в классе, и затем заставляла себя думать перед тем, как ответить. Это помогало ей.
– Иногда, когда ты беседуешь с Хэдли, у тебя бывает очень напряженное лицо, – сказал ей как-то Марк. – Не бойся его, Мари. Должно быть, американские девушки привыкли обсуждать все на свете и иметь обо всем собственное мнение, а у нас здесь так не принято.
Второе ощущение было для Мари еще более непонятным. Это был какой-то совершенно новый для нее восторг. Ей казалось, будто этот малознакомый человек из другого мира уводит ее в новую, большую жизнь, туда, где она сможет расти, словно экзотическое растение, где станет человеком, каким раньше и не мечтала стать.
