Нет, возвращаться на остров никто не хотел. О былой роскоши там напоминали только готические башни Сент-Шапель, а старый дворец на Сите постепенно превратился в гигантский лабиринт из судебных и административных учреждений. Но в Лувре каждое поколение правителей желало оставить свой яркий след, и результатом стало полное отсутствие единства.
Центральный замок в духе эпохи Возрождения получился многообещающим, но Екатерина Медичи построила для себя отдельный дворец в дальнем конце парка Тюильри и отсекла перспективу, открывавшуюся на запад. Более удачным оказалось новшество, к которому приложил руку сам король Генрих, а именно великолепная серия галерей, идущая от главного здания на запад вдоль берега Сены. Она протянулась на двести с лишним метров.
– Ходят слухи, – рассказывал Робер брату, – что король Генрих задумал эту галерею с таким расчетом, чтобы в случае опасности он мог добежать по ней до дальней западной двери и покинуть дворец. По аналогии с некоторыми дворцами во Флоренции.
Но скорее всего, Генрих желал дать своей грандиозной художественной коллекции такое помещение, где она производила бы максимальное впечатление на иностранных гостей.
Поэтому, когда король обернулся к Алану и спросил, известно ли ему основное предназначение длинной галереи, молодой аристократ предположил, что она создана для произведений искусства.
– Вовсе нет. В этом новом крыле наиболее важным является нижний этаж. Знаете, как я собираюсь его использовать? Как мастерские. Как студии художников. Их там будут десятки. Мы дадим там места ремесленникам. Это будет что-то вроде огромной академии. Там будет кипеть творческая работа. – Королевский энтузиазм был искренним. – Государство, месье де Синь, ничто, пока в нем не установится мир. Король – ничто, пока он не станет содействовать развитию ремесел и искусств в своем королевстве. И дворец – всего лишь пустая раковина, если только он не является центром полезной деятельности. Вот почему я намерен заполнить свой дворец мастерскими. – Затем Генрих обратил внимание на Робера. – Вы, кажется, остановились в Марэ?
– Да, сир.
– Тогда вы должны показать брату место, где будут строить новую площадь. Там уже начали расчищать участок. Это на улице Фран-Буржуа, недалеко от Бастилии. На площади появятся колоннады, под которыми будут ходить люди, а выше – дома и жилища для честных людей, которые зарабатывают на жизнь своим трудом. Все будет построено из кирпича и камня. Настоящий рай для скромных горожан в аристократическом квартале. Я собираюсь назвать эту площадь Королевской. – Генрих внезапно повернулся к Алану. – Вы одобряете мои усилия, направленные на благо простого народа, месье?
– Да, сир.
– Почему?
Алану пришлось задуматься. Такой вопрос ему в голову еще не приходил.
– Полагаю, – начал он, – это как с религией. Во Франции наконец закончились войны, вызванные религиозными разногласиями. Но между людьми существуют и другие отличия. Если разные слои общества ненавидят друг друга, это тоже может быть опасно. Взять, к примеру, крестьян: история помнит крестьянские восстания, и они были жестокими. Мне кажется, ваше величество стремится примирить Францию саму с собой. – Он замолчал, испугавшись, что сказал слишком много.
– Хорошо, – благосклонно кивнул король. – А теперь к делу, месье. Так как у вас всего одно поместье, – обратился он к Роберу, – вашему брату придется самому прокладывать себе дорогу в жизни. Вы уже были у Сюлли?
– Да, сир.
Алан не мог знать, что скрывается за этим невинным вопросом, но Робер догадался: король намекал на то, что Сюлли уже поведал ему об усилиях старшего брата по устройству судьбы младшего.
– Сомневаюсь, что вы чего-то добились от него, – заметил король. – Он не любит тратить деньги. Не жаловался он вам на мою расточительность?
Алан разинул рот. Ну и вопрос! Как на него отвечать? Но Робер провел в столице уже достаточно времени, чтобы не попасть впросак.
– Он упоминал об этом, – произнес он с улыбкой. – Но я не поверил.
– Прекрасный ответ! – ухмыльнулся король. – Нельзя верить ни единому слову, которое исходит от Сюлли. Так и передайте ему, когда увидите его снова.
Этот важный разговор вот-вот должен был подойти к интересующей братьев теме, но в этот момент короля окружила стайка дам.
– Ваше величество пренебрегает нами, – с упреком обратилась к нему одна из них. – Вы обещали рассказать нам, что случилось в Фонтенбло.
Робер помрачнел. Неужели эта внезапная помеха лишит их внимания короля?
– Да, обещал. – Генрих повернулся к дамам и кивнул. – Вам всем следует послушать, – позвал он придворных, и свита торопливо собралась возле монарха полукругом. – Дело было в замке Фонтенбло на прошлой неделе. Там были я, моя жена, мой маленький сын и вся обычная компания. Но развлечение, организованное для нас английским послом, было необычным. Он привез труппу артистов, и те сыграли для нас пьесу одного человека по имени Шекспир. Кто-нибудь слышал об этом авторе? Нет? Я также ничего о нем не знал, но в Англии его почитают знаменитым. Представьте мое удивление, когда мне сообщили, что эта пьеса – обо мне!
– Прекрасная тема для пьесы! – воскликнул кто-то из придворных.
– Соглашусь с этим, – мило улыбнулся Генрих. – Но оказалось, что в пьесе говорится об английском Генрихе Четвертом. Я был разочарован. Но что я мог поделать? Мы все сели. Я усадил рядом с собой сына. Ему всего три года, но я подумал, что ему полезно будет посмотреть спектакль. Принцу никогда не рано познакомиться со скукой. – Он обвел всех ироничным взглядом. – И вот, друзья мои, пьеса началась. Я не стану утверждать, будто все понял, но там был один персонаж, толстяк по имени Фальстаф, довольно смешной. И к моему удивлению, сыну пьеса доставила больше удовольствия, чем кому-либо другому. Он был зачарован этим Фальстафом, уж не знаю почему. Сцена подошла к концу. Мы поаплодировали. Потом была пауза, и в тишине вдруг мой мальчик поднялся, показал пальцем на того актера, который изображал принца, и крикнул: «Срубите ему голову!» Так и сказал: «Срубите ему голову». Все повернулись к нему. Я видел, что актеры встревожились. Они, очевидно, подумали, что французы – какие-то чудовища. «Ты вправду хочешь, чтобы я отрубил ему голову?» – спрашиваю я сына. «Да, папа, – говорит он, – хочу».
– Я и не знала, что он такой кровожадный, – засмеялась одна из дам.
– И я, мадам, – признался король. – Но вот тогда я совершил одну большую ошибку. Я строго посмотрел на него и сказал: «Тебе придется подождать. Мы никогда не казним актеров, пока не закончено представление». И на этом все закончилось.
– Вы имеете в виду, что больше мальчик не шумел?
– Совсем не это, мадам. Я хотел сказать, что актеры отказались продолжать. Они умоляли посла спасти их. Ничто не могло заставить их произнести хотя бы строчку. – Он нашел взглядом одного вельможу. – Бернар, вы были там. Скажите, все случилось именно так, как я рассказываю.
