Княжна сидела, уставясь в одну точку и разглядывала нечто, видимое только ей. Она говорила ровным монотонным голосом, как если бы вдруг сошла с ума. Зацепин кинулся было к ней, но Аренский движением руки остановил его и поднес палец к губам, призывая к молчанию.
— У него длинные волосы до плеч. Черная шапка. Лицо желтое, как чахоточное. Сапоги высокие. Небольшого роста, но злой и мстительный; он умеет обращаться с людьми, знает их слабые стороны. Люди пойдут за ним, много людей. Сколько их погибнет под его черными знаменами!
— Да это же никак батько Махно! — прошептал Герасим.
Ольга замолчала, и взгляд её снова стал осмысленным.
— Господи, что это со мной было?
Она обвела всех глазами и вдруг протянула руки к Зацепину.
— Вадим, мне страшно! Смотри, даже руки похолодели.
Он наконец смог её хоть ненадолго обнять.
— Успокойся, Оленька, ничего страшного. Ты просто переволновалась. Мы все устали.
— Но я его видела. Так отчетливо, будто была рядом.
— Герасим опознал твое видение: это батька Махно.
Катерина почувствовала смущение и неловкость Ольги и увела разговор в сторону.
— Бабы на базаре судачили, что этот батька так бьет немца — пух и перья летят.
Аренский посмотрел на поручика.
— Вадим, ты же военный, объясни, как получается, что бандит, самозванец бьет регулярные войска?
Зацепин хмыкнул.
— Честно говоря, поначалу я тоже не мог понять, как это необученное мужичье, — он покосился на Катерину: не обидел ли? — не просто бьет, а прямо-таки вдребезги разбивает вымуштрованных немцев и австрияков. Потом понял: немецких генералов губит их извечный педантизм. Они, видите ли, желают воевать по правилам! И до сих пор не могут понять, куда вдруг девается огромная армия знаменитого анархиста после очередного сражения. Только что, кажется, была, и вот её уже нет! Ну все, решают немцы, разбили, рассеяли, внушили страх и ужас. Но Соловей-разбойник мистер Махно сует пальцы в рот, свистит — и вновь армия под черными знаменами, ещё больше, чем была. И опять налетела без предупреждения, и опять колет-рубит, в плен не берет и плюет на все международные нормы.
Он улыбнулся женщинам.
— Простите, милые дамы, я, кажется, увлекся, — вам сие неинтересно.
Нельзя было не заметить, что молодые женщины слушали его, затаив дыхание, и им было интересно, но Вадиму захотелось порисоваться перед ними.
— Ты не прав, Вадим, что рассматриваешь нас только как милых дам, — нахмурилась Ольга. — Разве мы с Катей не доказали, что можем воевать наравне с вами?
— Якщо бандиты поручика убывалы, милые дамы узялы зброю
[37]
, та и поспышылы надопомогу, — Катерина свое недовольство, как всегда, выразила на "мове".
Зацепин смутился. Он уже был не рад, что так неудачно пошутил. Герасим решил выручить товарища.
— Катя, Оля, охолонитесь! Чего вы на поручика напали? Воины вы, воины, никто и не сомневается! Подтверди, Вася.
— Амазонки! — преувеличенно сказал тот, посмеиваясь про себя их детским порывам.
Почему-то все, кроме него, тотчас забыли о странном поведении Ольги. Чего это вдруг она стала вещать? И видеть сквозь стены. Поручик приписал это нервам: перевозбудилась, вот и мерещится черт-те что! Но Катерина подобное в своей жизни видела. Ее свекровь страдала приступами падучей, во время которой однажды предсказала даже свою скорую смерть.
Аренский Ольгу жалел. Он представлял вполне отчетливо, что за бесценный дар в ней открылся. Но он знал также, что это и тяжелая ноша, и боялся, что она окажется непосильной для хрупких девичьих плеч.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
— Господа, поздравьте с удачной охотой! Сегодня навеселимся от души. Прошу любить и жаловать: одинокий краснопузый волк!
Юнкер Быстров и подпоручик Вяземцев застыли в картинных позах, давая полюбоваться остальным "добровольцам" своей добычей — привязанным за руки и за ноги к толстой жерди, которую они несли на плече, красноармейцем Яном Поплавским.
"Какой там волк! Жалкая полевая мышь не попалась бы так глупо! И на что? На мальчишескую уловку: протянули поперек тропинки веревку, а он споткнулся, упал, получил по голове, а когда очнулся — висел, связанный по рукам и ногам".
— Что у нас сегодня за пьеса, Вяземцев? — капризно спросил один из юнкеров. — Надеюсь, не распятие Иисуса Христа? Прежний-то крест мы давеча сожгли, а сколачивать новый — была нужда!
"Охотники" приладили жердь с висящим Яном между деревьями и отошли.
"Хоть бы с палки сняли, гады, — ругнулся про себя Ян, — будто и вправду кабан дикий, а не человек!"
— Ну, я не знаю, — растирая плечо, пробурчал Вяземцев, — не хотите распятие — придумайте что-нибудь другое. Жаль, от моря далековато ушли, можно было бы утопление фанатика организовать.
— А если аттракцион открыть? — предложил юнкер Быстров. — Человек-мишень. Видели, у красных теперь форма новая? Оденем ему этот шлем и будем стрелять в звезду!
Он вытащил из-за пояса буденовку Яна.
— Штабс-капитан в прошлый раз ругался, — заметил доброволец в полевой форме и черной казацкой папахе. — Обещал пять суток ареста каждому, кто будет в спектакле участвовать. Мол, для пленных у нас штаб имеется.
— Вот именно, — хмыкнул Вяземцев, — штабные за языка и стопку не нальют, а если что ценное из него вытянут, все себе в заслугу припишут!
"У них рядовых нет, что ли?" — думал Ян, наблюдая за добровольцами под неудобным для себя углом, но это наблюдение хоть как-то отвлекало его от дурных предчувствий.
Со стороны лагерь этой деникинской части ничем не отличался от красноармейского: такая же поляна, такой же костер, только чувствовалось, что вояки здесь более опытные. Ян увидел окопы, хорошо замаскированные землянки. Красные спали в наспех сооруженных шалашах, а то и вовсе под открытым небом.
Какой-то офицер в наброшенной поверх кителя шинели читал книгу при свете костра, и по лицу его блуждала усмешка.
— Вы, господин прапорщик, конечно, наше занятие презираете? В вашей офицерской школе такое не преподавали, — нарочито любезно обратился к нему подпоручик Вяземцев.
— Никак нет, господин подпоручик, — прапорщик привстал, поклонился и опять сел. — В офицерской школе нас учили действия старших по зданию не обсуждать.
Говорил он внешне спокойно и бесстрастно, но чувствовалось, что эти два офицера не любят друг друга.
— Вяземцев, перестаньте цеплять Степуру, — вполне дружелюбно, но с приказной ноткой в голосе сказал офицер с погонами поручика. — А если кому что-то не нравится, всегда можно найти для отдыха другое место — лес большой. Вон и разведчики костер наладили. Небось, нашему улову завидуют. Им в рейде ничего, кроме трупов, не досталось. Давайте, друзья, "языка" нам во всей красе покажите, что это он у вас до сих пор мешком висит?
