– Тим, – попыталась она. – Вы не должны…
– Сегодня днем вы были в экипаже, который высадил вас у вашего дома на Пайн-стрит… Этот экипаж принадлежит человеку в черном капюшоне. Вы были с ним.
Кровь прилила к ее лицу и тут же отхлынула. Будто клочок вспыхнувшей бумажки. Страннее всего, что я уже видел раз такое выражение лица. Внутри взрывается бомба, все рушится, разлетается, пылает, а потом оседает только пыль. Так выглядела Птичка, когда я спас ее из экипажа у ворот Приюта.
– Нет, – выдохнула Мерси. – Нет, меня не было.
– Вас видели газетчики. Скажите, кто он.
– Нет, – закричала она, заламывая руки. – Нет, нет, нет. Вы ошиблись. Они ошиблись, должно быть, есть два экипажа. Да! Два экипажа, одного производства.
– Вы действительно хотите защитить его от меня? Безумного убийцу птенчиков? Почему, мисс Андерхилл?
Мерси вцепилась дрожащими руками в мой жилет.
– Не называйте меня так, от вас это ужасно гадко. Это невозможно, вы должны поверить мне, мальчишки ошиблись, я знаю. Человек, который владеет этим экипажем, вовсе не верит в Бога и безразличен к политике. Говорю вам, это невозможно.
– Вы собираетесь назвать его имя? Знаете, я все равно заставлю его заплатить. Даже если мне придется самому его убить.
– Нет, я же говорю вам, сейчас станет только хуже, вы совершите чудовищную ошибку, – шептала она, пока я осторожно отрывал ее пальцы от своего простого черного жилета.
– Дайте наказать его… вы же знаете, он это заслужил. Ради Бога, я это заслужил.
– Тим, вы меня пугаете. Не смотрите так на меня. Я не могу говорить, когда вы так смотрите.
Я знал несколько способов заставить ее сказать, но ни один не подходил. Мерси относится к женщинам, которые бросятся на пьяного ирландского буяна, чтобы освободить едва знакомого цветного парня. Мне придется ломать ее, и будь я даже способен хоть близко подойти к такому, у меня есть очень срочное дело.
Есть другой человек, которого нужно убить.
– Возможно, вы правы, – пробормотал я. – Да, думаю, вы правы. По крайней мере, теперь я знаю о Валентайне. Вам определенно не следовало мне этого говорить. Если бы я знал, то предупредил бы вас раньше, – добавил я, выходя за дверь. – Никто не обязан мне что-то рассказывать. Я сожалею о вашей книге, от всего сердца.
– Не уходите так, пожалуйста… Тимоти!
Я вышел, а Мерси, прикрывшая волосы бледным капюшоном, осталась стоять с протянутой ко мне рукой. Я собирался размолотить в пыль своего брата и не хотел терять ни минуты.
Когда я проходил через салон, меня остановила виновато-озабоченная Шелковая Марш.
– Мистер Уайлд, с вами все в порядке? Видите ли, я боялась, что вы не совсем точно… понимаете суть наших взаимоотношений с мисс Андерхилл.
– Вы сказали именно то, что должно было прямиком отправить меня в ту дверь, – сквозь зубы напомнил я.
– Но это не так. Я сказала: «Пожалуйста, не надо».
«Пожалуйста, не надо, ради Мерси».
Она не упрашивала меня, а произнесла ее имя. И это печальное и позорное открытие – полностью моя вина.
– Но, возможно, вы меня неправильно поняли?
Сейчас Шелковая Марш улыбалась. Точно такую улыбку я видел однажды, когда намного более уродливая женщина рассказывала в кофейне своей подруге, что у ее кузины развивается неизлечимый рак.
– Такой род распутства несколько лицемерен, – весело заметила она. – Думаю, вы ее любите? Да, очевидно, хотя не понимаю, за что. Вы не представляете, как она всякий раз смотрела на меня, когда ухаживала за детьми, которых я кормлю и одеваю, в моем собственном доме. Я никому не желаю несчастья, мистер Уайлд, но может, теперь эта потаскушка станет относиться к нам с большей симпатией. Теперь, когда она знает, что мы чувствуем, открыв свои ноги.
Я видел и такой взгляд, но не у человека. Взгляд рыжего пса, который взбесился, за секунду до того, как преисполненный гражданского долга пожарный инспектор врезал ему по башке.
– Я скажу вам пару слов о милосердии, – произнес я, идя к двери. – Я не стану арестовывать вас за то, что вы послали двух недоумков успокоить меня. Это было бы нелепо. Но это последний обрывок милосердия, который вы когда-либо от меня получите. А вам оно понадобится, помяните мои слова.
Когда я вышел на улицу, меня охватило болезненное, тошнотворное чувство. Я наклонился, оперся руками о колени и дышал, будто меня еле вытащили из глубокой реки. Я никогда не умел справляться с ощущением потери. Упав так низко, я не знал, что с собой делать, стереть ли свою жалкую жизнь квартой виски или лупить стену, пока не сломаю себе руку. Я испытал оба способа – они отвлекали хорошо, но ненадолго.
Зато я отлично справляюсь со злостью. По части ярости я чертов профессионал.
Я не мог причинить боль Мерси, а она не выдала имя человека в черном капюшоне. Я дал Птичке обещание, которое прямо сейчас исключало для меня прогулку в беспамятный Гудзон. А значит, у меня оставалась всего одна хорошая идея – убить брата.
Глава 22
Последний день выборов; общественный порядок нарушают жуткие столкновения ирландцев и американцев. Мэр прибыл с сильным отрядом стражников, но их атаковали, превзошли числом, и многие стражники оказались серьезно ранены.
Из дневника Филиппа Хоуна, 10 апреля 1834 года
Бордель Шелковой Марш в пяти минутах ходьбы от полицейского участка Вала, а сейчас – девять вечера. Мой брат должен быть в своем кабинете. А если нет, значит, в «Крови свободы». Я прошел полпути до участка, когда понял: городу угрожает нечто намного худшее, чем мой злобный настрой. Наши жалкие попытки сохранить тайну окончательно сошли на «нет». Дневной выпуск «Геральд» погубил нас.
Люди вдоль Грин и Принс-стрит задергивали занавески, кое-кто даже закрывал окна, невзирая на удушающую жару, и их стекла лихорадочно потели. Через каждые пару-тройку каменных или кирпичных домов я замечал нервные пальцы, вцепившиеся в край занавески, чтобы можно было пялиться на улицу. На крыльце одного из домов сидел мужчина, одетый в самый раз для клерка, но, судя по мускулатуре, кролик Партии. Он курил сигару и придерживал дубинку между колен. Ждал, когда грянет гром. Судя по всему, ждать ему предстояло недолго.
Я понимал, что все это значит, и свернул направо, в джунгли. Когда я увидел группу полицейских, выходящих из переулка – большинство хорошо знакомо мне по пожарной дружине Вала, – я резко остановился. Они несли факелы и изящно суженные дубинки с залитым в них свинцом. У пары человек на поясе висели пистолеты. Но никто из них не походил на гористые очертания моего брата.
– Эй, ты там не Тимоти Уайлд? – крикнул один.
– Вроде того.
– Давай с нами, нас ждут. Всех «медных звезд». Мы последние из Восьмого округа, твой брат уже готов к драке.
