– Ладно, Тим, – сказал Мозес, когда нас уже было не разглядеть с улицы. – Вставай к стене.
Я встал, опустив руки, и прошипел:
– Далековато от Восьмого округа, а, парни?
– А нам и здесь неплохо, – пожал плечами Коромысло; его широкое, сплющенное, насмешливое лицо пирата выражало полное удовлетворение.
– Хорошие из вас вышли полицейские. Знаете, вам стоило бы убить меня прямо сейчас.
– Вы только его послушайте, – вставил Мозес.
– Ну, этим мы тоже займемся, – согласился Коромысло. – Но пока ты еще не успокоился, нам нужно задать тебе один вопрос.
– А с чего ты решил, что я стану отвечать?
– Мы снова отыщем ту девчонку, – ответил Мозес Дейнти, блеснув улыбкой из-под светлых усов. – И будем убивать ее очень медленно. Или сначала познакомимся с ней поближе. Если хочешь, мы и тебя можем убить медленно.
– А хотим мы знать, – заявил Коромысло, – сказал ли ты Джорджу Мэтселлу о Птичке Дейли в твоей норе? Шеф вообще о ней слышал?
– Он все знает, – солгал я. – Знает, где она сейчас, и сторожит ее. Вы даже не успеете отчитаться перед Валом, как он запрет вас в подвал.
Коромысло выглядел капельку удрученным.
– Ну раз так, младший Уайлд умрет быстро, – прошептал он Мозесу.
По крайней мере, я думаю, что он это сказал.
Я оттолкнулся от стены, схватил Мозеса, который играл со своим ножом, как птенчик в коротких штанишках, и изо всех сил толкнул на его напарника.
Как бы я ни относился к Валентайну, жизнь с таким братом давала мне огромное преимущество: я невысокий парень, который знает, как драться со здоровым мужиком.
Ты должен быть быстрее.
Апперкот, поворот, навал, удар, и все быстрее, чем они, хотя сердце колотится как бешеное. Точнее, чем они, пусть я и невысок. Так я и дрался в тот день.
Быстро. Резко.
Лучше.
Потому что стоит двум здоровым мужикам повалить парня поменьше на землю, все будет кончено.
И тут кулак Коромысла с треском пистолетного выстрела встретился с моей челюстью. Я рухнул, будто и в самом деле подстреленный. Я лежал на спине в грязи, устилавшей задворки Коу Бэй, в ушах звенело. Когда сапог Коромысла наступил мне на горло, а Мозес подобрал свой нож, я успел подумать: неужели я не мог выбрать менее жалкий вид смерти – быть зарезанным, лежа в дерьме, парой «медных звезд» – сослуживцев?
Я беспомощно дернулся, сапог погружался в мою гортань.
И тут все сдуло.
Потом кто-то вскрикнул; крик выдернул меня с грани, как буксирный трос.
– Ты, копченый ирландец, а ну отвали от меня, – выкрикнул другой голос.
Я все еще не мог пошевелиться, но спустя секунду это прошло.
В легкие хлынул воздух. Слава богу, для этого не требовалось думать, иначе я мог бы упустить момент, танцуя на краю чего-то широкого и темного.
Еще один крик, потише. Удар.
Когда я вернул себе способность видеть, то уже перекатился на колени, задыхаясь, как утопающий. Правда, в остальном я не пострадал. Никаких следов Мозеса Дейнти и Коромысла не видно. Или так мне показалось. Все исчезло, причем необъяснимо тихо.
Вскоре я смог подняться на ноги, к мазку солнечного света, страшно далекого от этого несчастного отрезка переулка.
Со всех сторон меня окружали призраки.
На исхудавших лицах – запавшие, будто глазницы выдолбили долотом, карие глаза. Висящие лохмотья – то ли остатки одежды, то ли лоскуты, которые носят духи на картинках из книг. Но призраки так не пахнут, и, надеюсь, в их лицах нет такого страдания. Здесь были и мужчины, и женщины, правда, не знаю, какого возраста. Человек десять. Все молчаливые и недвижные, будто уже и вправду умерли, а не только направляются в ту сторону. И смотрят так, будто вовсе не они, а я – привидение, силуэт волшебного фантома.
Они пришли из окрестных домов, осознал я. И все до единого были черными. И тогда я вспомнил, кто живет в дальнем конце Коу Бэй. Коу Бэй, где не селятся даже ирландцы. Или еще не селились. Пока.
– Вы Тимоти Уайлд, – произнесла женщина.
Я попытался ответить, но смог только опереться спиной о стену и кивнуть.
Они ждали.
– Где, – прохрипел я, – двое других полицейских?
Один из мужчин выступил вперед, покачивая головой.
– Не тратьте время, мистер Уайлд, спрашивая о той паре. Вы в порядке?
Я кивнул, хотя горло все еще трепыхалось, как раздавленный пальцами жучок. Цветной мужчина, которого я никогда раньше не видел, вложил мне в руку медную звезду.
– Я больше не стану тратить на них время, – пообещал я.
Мой голос был ничуть не лучше палки, которой чертят слова на песке. Но этого хватило.
– Ну, кажется, с вами все хорошо, мистер Уайлд, – сказал мужчина, пока призраки исчезали, один за другим. – Можем ли мы еще чем-то вам помочь?
– Спасибо. Пожмите от меня руку Джулиусу Карпентеру.
Оставшиеся мужчины и женщины медленно поворачивались и исчезали в домах. Под толстыми слоями голода и нужды проступала мрачная удовлетворенность.
– О, мы все видим его и знаем его, так что непременно, мистер Уайлд, – согласился мужчина, а затем тоже исчез в тенях, откуда они все явились.
Колотая рана, как оказалось, была всего лишь маленькой дыркой. Почти незаметной. Пошатываясь, я двинулся к устью Коу Бэй, но по пути встретил вторую за этот вечер банду головорезов.
Кегля исчез не просто так, ясное дело. Первым шел Клык, взвешивая в руке дубинку, а шрам на его губе дергался, как марионетка. За ним ссутулились еще шестеро, включая Коробка, Одноглазого и самых рослых солдат из «Захватывающего, ужасного и кровавого зрелища битвы при Азенкуре». Я был тронут. Примкнув к дружине, я вновь вырвался на улицу, на солнечный свет.
– Здорово они вас заткнули, – обеспокоенно заметил Коробок. – Дышать можете?
– Все отлично.
– А че такой висельный?
– А как выглядеть парню, если собственный брат посылает пару разбойников успокоить его?
«Хотя он меня предупреждал», – мысленно добавил я.
В мрачной тишине мы дотащились до театра, зашли внутрь и спустились на освещенную лампами сцену. Даже тени в тот вечер свисали странно, или мне так казалось. Сумрачные полосы напоминали картинку, которую нарисовал птенчик, на полдороге забывший о перспективе, и я с тупой болью вспомнил, что люди видели тело Маркаса, и все уже развалилось, как бы я ни дергался.
Оставшиеся газетчики слонялись по сцене или валялись на спине, играя в кошачью колыбельку. Я заметил новый стол, заваленный бумагой, фитилями и пакетами с порохом. Значит, Хопстилл действительно заглядывал к ребятам, и не раз. И, похоже, ни один не сжег себе лицо. Хотя трое были окрещены почерневшими глазами и разодранными губами.
