У Вала отвисла челюсть, сигара не выпала только благодаря многолетней практике. Он пригляделся, заложив пальцы за пояс брюк.
– Маленькая горничная Шелковой, – прошептал он. – Будь я проклят.
– Очень приятно снова видеть вас, мистер Вэ, – сказала Птичка.
И Богом клянусь, это звучало правдой.
Он пожал ей руку, глядя на меня мясницкими крюками.
– Это она. Птенчик, с ног до головы залитый краской с того парнишки, Лиама. Это она привела Мэтселла к… Господи Иисусе, Тим, где твоя голова?
– Ты давай, поосторожней-ка, – зарычал я.
Птичка не желала отвлекаться:
– Мистер Вэ, а почему у них у всех бороды?
Вал взглянул на Птичку, и выражение его лица внезапно смягчилось.
– А! Каждый из наших славных избирателей, которых вы там видели, – три разных человека, в трех разных костюмах. Догоняешь? Наши цирюльники дежурят по всему городу, и им нужно практиковаться перед следующими выборами. Эти конкретные парни будут мужчиной с бородой, мужчиной с бакенбардами и гладко выбритым мужчиной. И все трое – верные демократы.
Я горько скривился, но Птичка только рассмеялась, считая политику отличной шуткой. Возможно, в этом что-то и было.
– Послушай меня, котенок, – сказал Вал, рассеянно вороша пальцами волосы. – Иди вон в ту дверь, поверни налево и поднимись по лестнице. Найдешь там незапертую комнату. В комнате полно сундуков. В сундуках полно тряпок. Одежда для бедных избирателей и друзей Партии, но не бери в голову. Смотри, что понравится. Если вернешься сюда раньше, чем найдешь подходящее платье, я вывешу тебя на ушах за окно, пока они не оторвутся. Да?
Птичка, с усмешкой на веснушчатом лице, выбежала и захлопнула за собой дверь.
– Тимоти Уайлд, ты сошел с ума, – резко бросил Вал. – Что она тебе рассказала?
Я объяснил: Птичкина оценка ситуации недостаточно надежна, Птичка не знает, с какой целью убивали и уродовали детей, и, судя по словам мальчишек-газетчиков и самой Птички, за всем этим стоит человек в черном капюшоне.
– Тим, до тебя дошло, что расследование закончено, а?
– Я слышал об этом.
– Ну тогда хоть раз в жизни прислушайся ко мне.
По мнению Вала, мне следовало с признательностью вернуться к патрульной службе. С исключительной признательностью, поскольку здесь немного шансов оказаться с проломленной башкой; то ли дело поиски безумца, который убивает птенчиков. Между тем, по представлениям Вала, все шло, как надо. За местом захоронения следят, и стоит какому-нибудь мерзавцу или мерзавцам попытаться там что-нибудь зарыть, как на них сразу наденут браслеты. А Птичку я могу прямо сегодня отправить в католический приют и спокойно умыть руки. Но я упорно ищу неприятностей на свою черепушку, сказал он мне. Чего гоношиться, если можно отвязаться от такого грязного дела?
– Для того и нужны «медные звезды», – холодно ответил я.
– Да не будет никаких «медных звезд», тупой ты мешок навоза! – простонал Вал, в отчаянии качая головой. – Люди узнают, мы не справляемся, – и всё, минута, и нас больше нет! Конец полиции Нью-Йорка! Как только разойдется новость, что мы не можем найти убийцу птенчиков, любителя ободранных ребер, – ставь против «медных звезд», заработаешь уйму денег.
– Шеф упоминал об этом. Но я продолжаю, это приказ Мэтселла. Прости, что разочаровал тебя.
– Мэтселл – придурок, – рявкнул Вал. – Ты получил приказы от меня.
– Я не в Восьмом округе.
– Не как полицейский, а как…
– И я не бесхребетный червяк. Вроде кое-кого.
Последняя фраза попала в цель лучше прочих. Брат моргнул. От злобной гримасы губы скрутились, как горящая кора. Я уже готовился получить кулаком в глаз. Но Вал снова моргнул, и злость карнавальной маской скрыла кривая усмешка.
– Это еще не все, – медленно произнес я. – Иначе бы ты таким не был. В чем дело?
Вместо ответа раздраженный Вал вытащил из кармана сюртука сложенный листок бумаги и швырнул его на пол. Со смутным чувством, будто нарушил какое-то негласное правило, я подошел и подобрал бумажку. Одного взгляда хватило, чтобы понять, почему брат, едва завидев меня, остановил собрание. По моей спине пробежал тоненький, но прохладный ручеек вины. А вина, даже чуть заметная, такая штука, которую сложно игнорировать.
Письмо гласило:
Остерегайтесь протестантские тираны бо я пришел бичивать порок, злоба далжна быть наказана и блуд презрен, но многие должны быть принисины в жертву, пока наши ножи напьються американской крови. Шльюшьи тела будут вновь памечены священным Крестом и черви будут гладать их кишки, они заслужили такое за тягость их грихов и когда все дьяволята затихнут придет ваше время. Господь возрадит нас и ирландцы будут плясать на ваших могилах. Верьте мне ибо я
Длань Господня в Готэме
– Чепуха или нет, и не важно, кто его написал, но оно тебя тревожит, – примирительно признал я. – И я определенно вижу, почему.
Вал ничего не ответил. Похоже, я задел его за живое. Он оттолкнулся от стола, дотянулся до ящика и достал оттуда бутылку виски. Потом сделал три хороших глотка, деликатно вытер рот манжетой, засунул бутылку на место и захлопнул ящик.
– Из письма следует, что планируются новые убийства, – осознал я. – Господи, Вал. Ты в это веришь? Что он собирается продолжать свое дело? Что в этих смертях виноват какой-то эмигрант с повернутой башкой? Это тебя тревожит?
– Не знаю, кто написал письмо, но в голове у него сплошная дыра. Любой человек, который считает классным занятием вырезать птенчикам кишки, однозначно свихнулся. Полиция в союзе с демократами, а демократы в союзе с ирландцами. Ты верно понял, что меня тревожит, Тимоти, у тебя есть глаза.
– Так это еще одна причина расследовать дело, и поскорее. Разве нет?
– И как ты только умудряешься поднимать свою чертову башку по утрам? Верно. Предположим, письма подлинные. Предположим, ты ухватишь мудака за ворот. Предположим, у тебя в руках долбанутый ирландец, который резал детей. И как, по-твоему, отзовется город, когда услышит об этом хоть краем уха?
Ужасно неприятно признать, но брат прав. Я не поверил, что автор первого письма – безумный ирландец. Но, как я начинал подозревать, только потому, что это были бы слишком плохие новости.
– Начнется хаос, – согласился я. – Правда, вот это письмо… нам нужно беспокоиться о газетах?
– А откуда, по-твоему, я его получил? Мы платим всем газетам, и столько, что им на месяц хватит. Будут еще письма, они все передадут нам. Клерк из «Геральд» нашел это в куче утренней почты. Видать, когда первое письмо напечатали, ублюдок такой мякий стал, сразу новое накарябал.
Брат протянул руку. Я знал, что он собирается сделать, и колебался. Но, кажется, сжечь улику – разумное решение. Вал чиркнул люцифером о стол и следил, как бумага превращается в пепел. Я, в свою очередь, следил за братом и обдумывал следующий ход. Любой ход будет лучше прежних. Но Вал, как часто случалось, опередил меня.
