— Я сам никогда не был особенно религиозным, — признался Боб Карент. — Отец мой был мыслитель, все мыслители атеисты. Помню, сильно всегда забавлялись по четвергам вечерами в былые времена. Знаешь, от пуза свинины и сидра, потом кто-нибудь упоминает про Вынужденную Необходимость, и спор начинается адский. Сидят все в центральной гостиной, знаешь, смерть Нельсона над пианино. — Боб Карент был очень худым мужчиной пятидесяти семи лет, рекламщиком на радио, оправлялся от шизофрении. — Кажется мне, — сказал он, — у людей тогда веры больше было. Сильней верили. Ну, по-моему, мой старик, просто старый невежественный мыслитель, больше верил, что Бога нет, чем кое-то из нынешних религиозных педрил верит, что Он есть. Смешной старый мир, — заключил он, как всегда заключал.
— О да, — подтвердил Пигги Хогг, — но небезынтересный.
После ленча начался крикетный матч между Домом и местной «Скорой помощью» Святого Иоанна. Пигги Хогга уговорили судить. Его всегда беспокоила блокировка мяча ногой, но он решил в каждом сомнительном случае, кроме чистого броска и приема, неизменно объявлять «нот аут»
[124]
. Песенный конкурс в тот вечер возглавлял доктор Уопеншо с пивом из столовой — две бутылки на каждого. Пигги Хогг руководил победившей командой. И побил в шахматы Альфреда Брисли.
— Молодцы тигры, — крикнул мистер Пикок. — У старика Чарли башмак без камней. (Старик Чарли беззубо ухмыльнулся.) Господь в небесах, и все в полном порядке, и так далее, и тому подобное. Веселей. Дайте-ка посмотреть, нынче суббота, правда? Говяжья солонина с толченой картошкой, со свеклой, потом пирог с патокой. Ладно, Пигги, старик, хватит слюни пускать в предвкушении. Ну, потопали.
Пигги Хогг взглянул вверх на крошечные облачка (ватные затычки небесных бутылочек с аспирином), вниз на согретые солнцем лодки на берегу, похожие на куриные тушки. Лебедь расправил архангельское крыло. Он забросил на плечо мотыгу, выплюнул бычок и потопал.